Опять завязалась шутливая перепалка.
И тут появился Хай Сиси. Пощелкивая кнутом, погоняя свою костлявую троицу, он прямо и недвижно восседал на передке повозки.
— Что, недоносок, уж не кончать ли надумал? — Лопата на секунду замерла в руках бригадира. Я заметил, что он наработал больше, чем другие местные.
Хай Сиси быстро слез с телеги и остановил лошадей.
— Лошади притомились, бригадир.
— «Притомились»! А может, ты, свинья, разленился?! — Бригадир прищурился. Он словно рос на глазах, а дюжий возница как-то сник, сделался ниже ростом. Мне стало жаль его. Очень уж он выглядел растерянным.
— Я еще с тобой поквитаюсь, слышишь, недоносок!
Возница совсем съежился. Даже я так не растерялся, когда у конюшни столкнулся с бригадиром.
— Распрягай к чертовой матери свою колесницу и бери мотыгу! Не уйдешь, пока не нарубишь два кубометра навоза! А не то я твою клячу!..
Угроза бригадира развеселила всех, даже Хай Сиси осмелился улыбнуться. Я мог быть доволен: меня бригадир все-таки бранил не так сурово.
Хай Сиси поставил лошадей на конюшню и появился уже с мотыгой.
— Откуда начинать, бригадир? — Он смиренно ждал приказа.
— Отсюда.— Тот показал прямо перед собой. Голос звучал утомленно.— Никак не слажу с этой смерзшейся глыбой.
Хай Сиси поплевал на руки.
— Дайте-ка мне,— решительно сказал он,
Вскоре они дружно работали бок о бок, согласно вскидывая один — лопату, а другой — мотыгу.
— Бес тебя задери! — вдруг выругалась женщина. Я так и не понял, к кому она обращается.
Я сосредоточенно разбивал смерзшиеся комья навоза, время от времени помогал женщине, если у нее не хватало сил, так что ей оставалось только сдвинуть в сторону мелкое навозное крошево.
Потом она оперлась грудью на черенок лопаты и мягким голосом запела:
Над песней моей не смейся, друг,
Развеет песня грусть-печаль мою.
Я только о печали и пою,
О радостях, знать, петь не суждено.
Песня народная, как и та, что пел возница днем раньше, я никогда ее не слышал. Женщина, сразу видно, не училась петь. Нас окружали навозные кучи, но я чувствовал себя как в горах, под лазурным небом; передо мной раскинулся бескрайний окоем. Грустно, что сама она, кажется, и не догадывалась, какую радость доставляло мне ее пение; пела небрежно и, как возница вчера, не знала цену своей песне.
За день мы с ней перелопатили гору навоза. Все осмотрев, бригадир остался нами вполне доволен.
— Кончай! — крикнул он.
Все потянулись по домам. Я вежливо обратился к женщине:
