Мимоза | страница 16



— Завтрак в девять, в десять на работу. Кончаем в четыре. Зимой работы немного. Завтра и начнем. — Бригадир встал, отряхнув со штанов солому, — Отдохнете в выходной. — Он сказал не «в воскресенье», а «в выходной» — что же это за день?

— Бригадир, раз нет теплой лежанки, нам бы хоть печурку. Ночью здесь околеешь. — Это Лейтенант, плотно закутавшийся в одеяло, опять принялся «права качать». Без такого человека в коллективе хоть пропадай.

— Да, печка нужна. Глины здесь полно, так что действуйте. Правда, уголь неважнецкий. — Бригадир зябко прятал руки в рукава куртки.— Окна надо заклеить. Завтра возьмете в конторе старые газеты, клей — на кухне.

— Я бы мог сложить печь! — Две заначенные лепешки туманили мне ум, заставляя забыть всякую осторожность.

— Ты? Нужна ведь настоящая печь, а не простенький очаг. — Бригадир колебался. — Ладно, завтра останешься, сложишь печь и заклеишь окна. Да, вот еще что: вам нужен староста. Думаю, Чжан Юнлинь справится.

Здорово! Первый день на свободе и уже выбился в старосты!


7

Вечером я осторожно завернулся в одеяло. Пальцы ног нельзя просовывать в дырки — порвешь ветхую ткань; одеяло следует тщательно подоткнуть под себя — иначе солома будет колоть спину. Теперь лепешки; я достал их из куртки, которой собирался накрыться поверх одеяла, вдохнул аромат теста, потом завернул в полотенце и спрятал в тюфяк.

Ночью было непривычно тихо. Не то что в лагере, где с заката до рассвета грохотали шаги патрулей.

Я начал размышлять. Мой мозг, расщепленный непостижимостью мира, мучил меня, словно в нем засел осколок. Ночью мысль обнажена до предела.

Днем инстинкт самосохранения заставлял заискивать и лебезить, толкал на разные уловки. Ночью все это представлялось отвратительным, достойным презрения. Я проклинал себя.

Я не верю, что нравственное падение — это следствие объективных обстоятельств. Чего тогда стоит воля человека, разве не она мешает ему превратиться в животное? Верующие могут пожертвовать жизнью во имя Бога. Поэты, если они не религиозны, сами творят себе богов — они веруют в высшие идеалы. Я не умер, но во имя чего мне жить? Просто жить, чтобы жить? Но как же тогда все пусто и бессмысленно...

Сейчас я и вправду жил, чтобы жить.

Мне пришли на память пушкинские строки:

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.