Выдвинул ящик стола. Положил на зеленое сукно старый наган, тот самый, егоровский. Воронение местами стерлось, тускло мерцала сталь. В барабане едва виднелись кончики пуль, утопленных в гильзы.
– Шесть им, седьмую - себе… А может, обойдется? Может, я ошибся - у страха глаза велики - бывает же такое. Нет, надо подождать и посмотреть, что будет. Это, - он погладил прохладный металл ствола, - всегда успеется. Раньше, позже - туда дорога есть, а обратно нету…
Он взял нетронутый стакан, вылил водку в ведро под рукомойником, сунул наган под подушку и лег. Страхи отступали, постепенно подобрался и сморил сон.
Старого знакомца он встретил нескоро, почти через год, на улице. Тот стоял у забегаловки-чайной, имевшей в народе насмешливое прозвище "Голубой Дунай". У Зыбина что-то напряглось и похолодело внутри, но он продолжал идти ровным упругим шагом и глядел прямо в глаза Снеткову. Нехороши были эти глаза. Зыбин прошел мимо и не выдержал, оглянулся. Снетковская улыбка была еще хуже глаз - наглая, жалкая и трусливо-жестокая. Зыбин сжал в кармане рукоять нагана - теперь он не расставался с оружием. "Вот сейчас всадит пулю в кривой, желтозубый рот - все…" Но не выстрелил - шагнул к Снеткову. Тот попятился, забормотал невнятно: "Вот и свиделись, Гришенька… а я все сомневался - ты ли это… в начальство вышел, поможешь старому другу, помнишь ведь, как бедовали вместе, баланду тюремную из одной миски…" - Ошибся, приятель. Я никакой не Гришенька, а Егоров Алексей Иванович, запомни!
Зыбин говорил тихо, ровным, лишенным оттенков голосом. Но страшен был этот голос, и Снетков сразу сник, улыбка сползла с его лица, он растерянно заморгал и отступил еще на шаг.
– Я ни с кем еще тюремную баланду не хлебал - тоже запомни. И для тебя же лучше будет, если ты никогда больше не обознаешься, понял? А чтобы соблазна не было - катись отсюда подальше! Чем дальше, тем лучше…
– Так не на что… Я бы и рад, да обнищал до последнего края…
– На, и чтоб я тебя больше не видел!..
Зыбин выхватил из бокового кармана пачку денег. Снетков боязливо протянул руку, и деньги мгновенно исчезли.
– Я письмишко, если позволите, пришлю… Адресок свой…
– Не надейся! Пошел, ну?..
Снетков, оглядываясь, сутулясь, заковылял к вокзалу.
В начале июня 1941 года пришло письмо. От Снеткова. Он был недалеко, в соседнем районе. Писал вежливо, без упоминаний о прошлом. Сообщал, что нездоров и нуждается в помощи. Что было делать? Послать деньги - значило окончательно попасть в лапы Снеткова. Не ответить - придет другое, третье письмо, и рано или поздно тайное станет явным. Зыбин начал готовиться к отъезду. Следовало добыть надежные документы на другое имя. Егоров должен был исчезнуть, как десять лет назад исчез Зыбин.
