Объем неба раскрывает свои отношения с материей. И погода. Сегодня солнце взошло на несколько минут раньше вчерашнего. Что случается, когда открываешь глаза? Попытки единичного. Смерть, "она вся расположена на границах", сокрывшая в себе свою смерть. Обои розовы на закате, невзирая на то, что их колер, скорее, исчерпывается словами охра и сепия. Portavit illud ventus in ventro suo. Флоксы. В одной руке букет еще не увядших нарциссов, в другой - кусок мяса, мыла. Вой, плавящий снег. На щеке осколки раздробленной кости. Фокус истории, если природа ее предполагает строенье луча. Откуда. Куда. Утверждение. Повтори, мы рождены с тем, чтобы насладиться вполне метафорой Бога. Две буквы "ы-ы" не равны звуку "ы", растянутому в произношении. Где располагается то, что позволяет мне утверждать, будто есть нечто, предполагающее различие между его и моим деревом? Между буквой и звуком.
Но в нескольких словах набросаем сценарий не этого, другого чтения. Разумеется, так же, как и всех остальных, в первую очередь меня интересует архитектура, вернее, топология повествования. С другой стороны: соотношения пишущего и описываемого; или "автора" и его "работы", а в дальнейшем - ее как условия порождения иного.
С ветром у него были особые отношения. Когда поднимался ветер, он начинал беспричинно плакать, вызывая нарекания в попустительстве своим слабостям.
Которые разворачиваются следующим образом, следуя по лабиринту телескопических сочленений - одно входит в другое - 1) "то, что видишь, напиши в книгу..."; 2) "Итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после всего"; 3) "И я видел в деснице у сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями"; 4) "В руке у него была книжка раскрытая". Таков маршрут смыкания в единую точку.
Потом зададимся вопросом.
По истечении времени время
прекращает с собой совпадать.
Но перед тем, постигая науку
обвинения/справедливости,
надлежит сделать вывод, что этот вопрос,
несомненно волнующий нас,
вовсе не первый и не последний.
Он - огромная пауза, промежуток,
подобный тому, который таится
между зеленым и красным
"воплощеньем гармонии." Пролет
смысла. Звено моста,
взорванного в незапамятные времена
над эвклидовым руслом материи.
Флюгер. Ветер во рту,
под стать паузе непомерной.
Серая птица срезает луч у щеки.
Фосфор цветов. Крошащиеся у ламп мотыльки.
Однако так происходило всегда, когда он начинал думать, что означало для него неизьяснимое обретение невесомости, тяжесть которой он, тем не менее, хорошо ощущал в ходе некоего довольно короткого измерения, едва ли не на молекулярном уровне, уже не подвластном никаким сравнениям. Схлопывающееся время, в препарированном мгновении которого, - с начала повествования мы становимся свидетелями того, как пишется книга, в которой описывается то, что открывается в книге, написанной "внутри и отвне".
