Давид застыл. Слова постепенно достигали его, словно изломанное эхо, с трудом собираясь вместе. И хотя разум еще не осознал их значение, на него уже волной устремилась радость стаи: сегодня ночью один из волков совершит прыжок. Восхищение нарастало, охватывая даже тех, кто обычно не подчинялся охотничьим инстинктам демона с такой легкостью.
Давид уже слышал несколько охотничьих историй, потому что когда стая собиралась вместе, то рассказывали много и с удовольствием. Но ему еще не доводилось стать свидетелем подобного — до сих пор он видел только ужасные останки на следующее утро, после того как Хаген набесится вволю. В этой стае ритуал был ревностно охраняемой привилегией, которую совершал вожак в присутствии немногих избранных. Что ж, еще когда Давид жил с Конвиниусом, он узнал, каково это — отпускать демона. От такой привилегии он с удовольствием отказался бы. Хотя его волку и хотелось охоты, хотелось помериться силами с себе подобными, желания крови и смерти он никогда не выказывал.
Давид попытался вырваться из хватки Лойга и посмотрел на Натанеля в поисках поддержки. Тот не отвел взгляд, но в нем была только отстраненная холодность. Давиду с трудом удалось скрыть разочарование, и, услышав совсем рядом смех Хагена, он не отважился посмотреть на него.
А Хагену, казалось, хотелось усилить его смущение.
— Скажи Натанелю спасибо. Он высказал мнение, что с тобой нужно поторопиться.
Говорил он негромко, но в голосе слышалась ненависть.
Мгновение Давид размышлял над тем, чтобы наброситься на Хагена и отомстить за то, что с ним сейчас сделают. Но потом взял себя в руки. Стоявший за его спиной Лойг знал, что следует делать, чтобы дело не дошло до нападения. Вполне вероятно, что своей несдержанностью он лишь дает Хагену очередной повод для насмешки.
Внезапно внимание стаи переключилось, и Давид вдруг почувствовал, словно его тянет куда-то. Вызвал это ощущение пробивавшийся сквозь толпу Матоль. С ним была молодая женщина, которую привел во дворец Давид. Она казалась оглушенной, но не оттого, что ее накачали наркотиками, — просто душа ее от ужаса забилась в самый дальний уголок. Матоль грубо держал ее за руку, хотя она, не оказывая сопротивления, и так брела рядом.
При виде ее посеревшего лица и изорванного платья Давиду стало нехорошо. Страх охватил его, нанеся сильнейший удар, и он перестал различать, где его собственные переживания, а где ее. Матоль подтащил девушку к огромному столу, приподнял и усадил на него. Она не сопротивлялась. В стае послышался с трудом сдерживаемый стон, движимое инстинктом желание не сдерживать свою потребность, а броситься вперед и начать охоту. Но никто не решился позволить себе такое.
