Давид подталкивал ее по темной лестнице, и она отодвинула мысли о тени на второй план. Он уже нашел ее губы, и Мета с удовольствием подчинилась их требовательности.
На мгновение Давид отстранился, чтобы снять куртку, и она успела заглянуть за ворот его рубашки. И сразу же дверь была позабыта. Мелькнувшая ключица и ямка под ней заставили Мету задрожать. Они напомнили о мускулистой груди, покрытой темными волосками, так ей запомнившейся.
Прежде чем Давид успел прижать ее к себе, руки Меты скользнули ему под рубашку. Он уперся обеими руками в стену, а она гладила его грудь, и ее губы скользили по грубоватой от щетины шее. То, что она ощутила при этом, едва не лишило ее рассудка: солоноватая пленка, причем она даже не была уверена в том, как воспринимает ее — на вкус или на запах.
Она нетерпеливо подергала за воротник его рубашки, расстегнула ее и прижалась лицом к его груди. Руки ее нащупали застежку его джинсов и скользнули под нее. Пока ее пальцы пробирались под тканью, Мета смотрела в напряженное и одновременно расслабленное лицо Давида, на лихорадочный блеск его глаз и едва заметное подрагивание нижней губы.
Давид рывком оторвался от стены, опустился на колени и приподнял подол ее платья. Мета услышала, как тихонько рвется шелк, когда Давид растянул тончайшую кромку ее слипов. Потом его руки обхватили ее бедра и немного приподняли.
Мета закрыла глаза и запрокинула голову. Ее лопатки терлись о шероховатую стену, но она этого не замечала. Она приоткрыла рот и снова почувствовала губы Давида. Ее руки обхватили его шею, и на миг она разозлилась на себя за то, что вовремя не сбросила плащ. Сейчас она готова была отдать душу за то, чтобы ощущать его разгоряченную кожу. Но когда Давид наконец вошел в нее, Мета забыла обо всем на свете и целиком отдалась пьянящему желанию.
Рейд
Давид, опустив голову на сгиб локтя, лежал на промокшей от пота простыне. С каким удовольствием он погладил бы одеяло, под которым виднелись очертания спины и мягкий изгиб бедер Меты. Она дремала, лежа на животе, положив руки под грудь, как ребенок.
Но Давид сдержался. Подобные любовные жесты не сочетались с грубой страстью, с какой они любили друг друга в подъезде, а потом — в его постели. Там не было места нежности — настолько сильна была потребность в слиянии и быстром удовлетворении. Не то чтобы Давиду мешала эта поспешность, но теперь ему было очень трудно просто коснуться Меты, без желания возбудить ее. Он боялся, что это будет неверно понято или — того хуже — отвергнуто.
