Натанель пожал плечами и со стоном поднялся с дивана. Тень последовала за ним. Ему понадобилось мгновение, чтобы выпрямиться и снова обрести равновесие.
— Отложим этот разговор, — сказал он, и его руки дрожали от изнеможения, когда он убирал за ухо прядь волос. — Не вставайте, Парлас. Мы сами найдем выход. Следуй за своим носом, так сказать.
Проходя мимо Давида, он хлопнул его по плечу, призывая отправляться в путь. Рене Парлас не двинулся с места, только проводил их взглядом.
Хотя пентхаус Парласа располагался на девятом этаже, а у Натанеля были проблемы со здоровьем, да и Давид еще не оправился от того, насколько грубо его поставили на место, вместо того чтобы воспользоваться лифтом, они пошли по лестнице. На улице их встретил моросящий дождь. Натанель выругался и принялся натягивать куртку, в то время как Давид с безучастным видом наблюдал за движением машин.
— Перестань вести себя словно маленькая девочка, — сказал наконец Натанель. При этом он пытался застегнуть одной рукой куртку, что получалось плохо. — Нет никаких причин обижаться на то, что я взял тебя на поводок. — Давид наконец-то метнул на него сердитый взгляд, на который тот отреагировал вздохом. — Ты хотел прыгнуть Парласу на лицо.
— Я овладел собой, — принялся утверждать Давид.
— Не сказал бы…
— Вот как?
Натанель наблюдал за тем, как руки Давида сжались в кулаки. Он снова принялся сражаться с кнопками на куртке, потом сдался. Не так уж и противен был этот моросящий дождь.
— Для того, с какой охотой ты притворяешься половичком Хагена, ты слишком чувствителен к тому, что тебя немножко попинают. Покорность и горячий темперамент совершенно не сочетаются. По крайней мере, так говорят.
На мгновение Давид решил просто оставить его и уйти. Он испытывал слепой гнев, который необходимо было несколько поубавить. Будь рядом Янник, он наверняка использовал бы его для дружеской потасовки. Но с Натанелем подобного делать нельзя: с одной стороны, его отмеченное апоплексическим ударом тело было слишком хрупким для телесных споров, с другой стороны, Давид знал, что не дорос до этого человека. Его собственный волк совершенно отчетливо показал это, когда тень схватила его за горло: было слышно только раболепное повизгивание. Кроме того, сила, стоявшая за укусом силуэта волка, при помощи которого Натанель его вразумил, была более чем однозначна. Места, где бесплотные клыки коснулись его кожи, все еще горели. Натанель схватил его, словно невоспитанного щенка, и Давид злился на него за это унизительное обращение. Впрочем, это не позволило ему забыть чувство глубокого уважения к старику.
