Вдруг Хаген одним прыжком перемахнул через стол, оказался прямо перед Давидом и выжидающе уставился на него. От гнева его губа приподнялась, обнажая зубы. Внезапно Хаген с быстротой молнии нанес ему сжатым кулаком удар в лицо. Костяшки его пальцев ударились об скулу Давида, заставив только зарубцевавшуюся рану снова открыться.
Давид попятился назад, но подавил желание ощупать горящее место или начать обороняться. Он стоял, демонстративно опустив руки, потому что ни в коем случае не хотел бросать вызов Хагену. А тот уже совладал со своим гневом и снова смотрел на Давида изучающим взглядом, который был еще более неприятным, чем неконтролируемая грубость.
— А теперь не мог бы ты проявить вежливость и снять куртку? — спросил Хаген, массируя пальцы.
Давид неохотно снял кожаную куртку и бросил ее на пол. Хаген довольно ухмыльнулся, подошел к столу и прислонился к нему. Когда Хаген поманил его к себе, Давид подчинился, на этот раз без колебаний, хотя и сохранил определенное расстояние. Он уже понял, что запах горелого, все сильнее и сильнее докучавший ему, исходил от Хагена, словно этот человек только что побывал в огне. Но Давид предполагал, что это зловоние вызвано чем-то гораздо более неприятным, чем бушующее пламя.
— Ну-ка расскажи, почему во время выполнения вчерашнего поручения ты не придерживался моих указаний. В конце концов, я сформулировал все так, что понять их превратно невозможно: старого доброго Розенбоома нужно было подтолкнуть к тому, чтобы он задумался над своим решением чувствовать себя обязанным фармацевтической фирме, а не нашим деловым партнерам. Ты ходил к нему, я это знаю. Но ты не подтолкнул его. Наши деловые партнеры сказали, что сегодня утром во время переговоров он вел себя очень грубо.
Давид скрестил руки, потому что прикосновение ткани к груди внезапно стало ему неприятным и показалось слишком интимным.
— Я поговорил с тем парнем, и он показался мне благоразумным. Не было причин выражаться более однозначно.
— Давид, почему ты ведешь себя как идиот? — поинтересовался Хаген, сочувственно качая головой. — Я же сказал: действуй наверняка. Этот маленький чистильщик обуви Розенбоом думает, что может всех нас поставить раком. А ты что делаешь? Ты немного поговорил с ним, наши деловые партнеры немного поговорили с ним, а потом мне приходится посылать Матоля и Лойга. Как ты думаешь, каково сейчас твоему другу Розенбоому?
Давид опустил голову. После того как он ушел от потеющего и отвечающего «да» и «аминь» на все вопросы Розенбоома, ему стало ясно, что еще ночью тот передумает. Но вместо того чтобы вернуться, он отдался ночной жизни города, пока наконец не очнулся вдрызг пьяным на танцполе с прижимающейся к его груди блондинкой.
