Все было нереально, кроме моих чувств, а чувства мои совершенно не походили на прежние. Сжав зубы, я страдал, нетерпеливо ожидая встречи с Дорном.
Хотя и в нем я успел несколько разочароваться. Один день был действительно ужасен — день, когда я рассчитывал получить письмо с Запада. Накануне молодой Келвин предложил мне поехать в его поместье, провести там день, переночевать и вернуться утром.
Келвин, с которым познакомил меня месье Перье, был сыном лорда Города и правой рукой своего отца. Большую часть времени они проводили в городской резиденции, но настоящий их дом был в деревне, в десяти милях от столицы.
Вчетвером мы выехали из Города в четыре часа, когда молодой Келвин закончил свою работу. Кроме меня, были приглашены Филип Уиллс и молодой Мора, старший сын премьер-министра, выпускник Оксфорда. Разумеется, многое сближало его с Уиллсом, поскольку оба учились в Оксфорде в одно и то же время. Помимо прочего, он и молодой Келвин были двоюродными братьями — мать каждого приходилась другому теткой. Таким образом, по отношению к этой троице я оказывался почти что чужаком.
Все они держались со мной учтиво, однако учтивость эта была скорее продиктована приличиями, чем шла от сердца. Я был не из их круга, и не только по соображениям политическим, но и потому, что держался слишком скованно и неестественно, чтобы соответствовать их норме. Вежливое обращение Келвина было несколько нарочито; все понимали друг друга с полуслова, мне же приходилось объяснять азы. Уиллс был типичный хамелеон, и ему доставляло искреннее наслаждение быть таковым с «достойными» людьми. Молодой Мора напоминал отца, но был не настолько изыскан, безукоризнен и обаятелен. Правда, улыбался он обворожительно и щедро одаривал меня своими улыбками, но я подозревал, что он не слишком мне доверяет и что за умными и мужественными его чертами кроется полное безразличие к людям типа Джона Ланга, однако он был чересчур вежлив и горд, чтобы обнаружить это в критических замечаниях.
Мы выехали через самые северные из обращенных на восток ворот, проехали через мост и дальше — к плоско раскинувшимся фермерским наделам, где скоро углубились в лабиринты высоких каменных стен, изгородей, рощ. Солнце припекало, и воздух был полон теплым благоуханием земли и растений. Листья деревьев и трава в полях пышно зеленели; кукурузные початки и колосья на упругих стеблях зрели и наливались соком; цветы в садах были яркие и свежие, будто только что политые. Даже дорога местами подвергалась набегу трав, и цоканье лошадиных копыт звучало приглушенно.
