Ежи прыгнул на гардемарина, надеясь, что тот потеряет равновесие, но детина лишь радостно загоготал и перехватил Баклавского за локти. Потом безо всякого усилия приподнял и под улюлюканье навигацкой шоблы скинул вниз.
– Спеленайте-ка этого штифта ретивого! – крикнул он, на Ежи сразу навалились, прижали, и вот теперь, подвешенного за руки за ноги, раскачивающегося вниз головой из стороны в сторону, уволакивали все дальше от спасительной крепости. Нет, флаг не взяли, понял Ежи, иначе не стали бы возиться со мной.
Высокая трава стегала по лицу, колоски и метелки кололи щеки, перевернутый забор казался опускающейся челюстью кашалота. Вдалеке, за мохнатой пеленой камышей, угадывались контуры двенадцативесельной навигацкой шлюпки. Из китовой пасти да к другой напасти, подумал Ежи. Очень уж не хотелось думать, что гарды могут в самом деле увезти его к себе на остров.
Бесконечные заборы, кривые как зубы навигацкого заводилы, вдруг расступились, под сапогами где-то рядом с лицом зачавкала грязь, холодные брызги попали за шиворот.
– Уснул, что ли? – рявкнули сзади – видимо, сидящему на корме шлюпки гардемарину. – Табань ближе, мы с трофеем!
Черная фигура на корме шлюпки повернулась к прибывшим и сделала неожиданный, но очень понятный жест правой рукой. Кривозубый, оступившись, шагнул назад, а из камышей начали подниматься рыжие куртки «штифтов», и шест, к которому был привязан Ежи, вдруг оказался не только никому не нужным, но и явной обузой.
– Бей «селедок»! – столько раз слышанный за два последних дня призыв наконец превратился в руковод-ство к действию. Гардемарины, лишенные пути к отступлению, заметались по берегу, «механики» валили их в прибрежный ил, замелькали кулаки и скрученные полотенца, единственное признанное законным оружие.
А Ежи просто бросили там, где тащили, и вода мгновенно прожгла сквозь одежду, и ни крикнуть, ни вздохнуть, и неужели придется вот так глупо – здесь и по колено-то нету – закончить жизнь в мутной воде Баллены? Баклавский подтянулся, пытаясь высунуть хотя бы нос на поверхность.
– Октавио! – закричал он. – Помоги!
Остенвольф как раз нагнал кривозубого и наотмашь достал его скруткой по уху, от чего тот поскользнулся и рухнул вперед на руки, тут бы и доделать дело…
– Помо!.. – конец шеста выскользнул из травяного ковра, взмыл в воздух, и Ежи снова завалился назад головой под воду.
Сразу три пары рук дернули его вверх, холодный ветер лизнул в шею, и, кит проглоти, как хорошо дышать! Ежи глупо улыбался, пока Октавио держал его под мышки, Казимир, то и дело вскидывая голову, чтобы волосы не лезли в глаза, распускал мудреные морские узлы на запястьях, а переодетый гардемарином Мейер своим фирменным базельским ножичком перепиливал веревки, стянувшие ноги…
