Но вот тут как-то сразу, неожиданно согласились, и было это немножко непонятно и немножко даже грустно как будто.
Разве где-нибудь сшибли дешевых деньжонок, стибрили что-нибудь и не жаль было легко нажитого? Очень возможно… В конце концов надо использовать момент и предложить еще что-нибудь — авось возьмут…
Он проворно отмерил шесть аршин, надкусил край полотнища и быстро, с мягким треском, разорвал кусок по ширине. Проворно и ловко свернул отрез в четырехугольный сверток и с особым шиком хлопнул им по полку.
— Еще чего не потребуется ли? — с улыбкой самой искренней преданности предложил он.
— Разве уж взять платков бабам? — полувопросительно сказал Копылов.
Терпуг небрежно и коротко отозвался:
— Можно.
— Извольте-с, — с готовностью подхватил Рванкин, наклоняясь корпусом к покупателям. — Есть свежей получки, на прошедшей неделе из Москвы пришли. Шалечки небольшие, каемочки шелком в тень расшиты… утирочки батистовые. Есть попроще — шириночки… Вот из цветковых не угодно ли?
— Давай из цветковых, — сказал Копылов и не утерпел, смешливо гигикнул, хрипло и странно, точно овца поперхнулась.
— Да гляди, чтобы добрый сорт! — прибавил Терпуг и тоже засмеялся.
— Да уж будьте покойны! Плохое не дадим — зачем плохое давать? Я сорт в людях, кажется, различаю.
— Ну, гляди!
Копылов небрежно перекинул несколько пестрых платков, выложенных Рванкиным на полок, потом отбросил три в сторону и небрежно спросил:
— Цепа?
— Чуть не даром: по полтора рублика-с… И сейчас же Рванкин приготовился скостить по двугривенному в знак уважения к хорошим людям, но Копылов неожиданно сказал:
— Завертывай!
Рванкин чуть не засмеялся от радостного изумления. Но вздохнул и с умилением прибавил:
— Товар первосортнейший! Это ведь, заметьте себе, не жидовская Лодзь — это сама матушка Москва… сердце России-с! Из чаю-сахару не потребуется ли чего?
— Надо бы и чаю-сахару, да некогда, до другого раза! — серьезным, деловым топом отвечал Копылов.
Терпуг взял оба свертка и пошел из лавки. Рванкин не мог понять, что это значит: шутит ли он, или забыл о деньгах, или проделывает над ним какую-нибудь смехотворную штуку? Копылов как стоял, так и остался стоять. Но когда Федот Лукич обратил к нему свой вопрошающий взгляд, он ухмыльнулся, приподнял фуражку в знак прощания и тоже пошел в дверь. Тут уж Рванкин не выдержал и кинулся бегом вокруг полка к двери.
— Э… э… господа почтенные! Так, не того… не годится! — крикнул он.
Копылов тотчас же обернулся и сделал шаг к двери. Остановился и Терпуг.
