— Тебе будет приятнее иметь со мной дело, если я скажу «да»?
Шеннон уже заняла оборонительную позицию и хотела ответить остро и язвительно, как вдруг, увидев его улыбку, поняла, что это всего лишь очередная шутка. Неужели он вообще не воспринимает ее всерьез? Ей стало обидно.
— Вряд ли я польстилась бы на тебя, Кейн, даже если бы у тебя было двадцать таких игрушек, — сказала она, пытаясь под фальшивой улыбкой скрыть свою досаду и тоску, затаившуюся где-то очень глубоко. — И, кстати, не прячешь ли ты в одной из кают свою жену?
— У меня нет жены.
Неожиданно Шеннон испытала облегчение, почти радость от осознания того, что он все еще не женат.
— Почему? — спросила она, пытаясь унять сердцебиение. — Ты ведь не становишься моложе, Кейн, ты знаешь это?
Сколько ему сейчас? — подумала она. Тридцать три? Тридцать четыре?
Сиди смирно и не дергайся! — скомандовал он, проигнорировав колкость, заставив ее ощутить всю глупость вопроса и почувствовать себя несмышленым ребенком. Ее всегда восхищала зрелость Кейна, которую она считала одним из несомненных его достоинств. И с годами он становился все более и более привлекательным для нее.
Кейн дезинфицировал ее рану, а Шеннон продолжала молча разглядывать его. Сквозь белую полупрозрачную рубашку она могла различить очертания его груди, темные волосы на ней. Пульс участился. Может, лучше вообще не смотреть на него? Она закрыла глаза, но от его дурманящего запаха никуда деться не могла.
—Вот и все, — сказал он, выпрямившись. — Подержи пока компресс.
***
Кейн был рад заняться приготовлением чая. Казалось, он с удовольствием возился с чашками и блюдцами у раковины. На самом же деле он пытался отвлечься от мыслей о Шеннон. Она не из тех девушек, перед которыми легко устоять. От нее исходила мощная сексуальная энергетика. И он вынужден был признаться самому себе, что жаждет ее с той самой минуты, как в первый раз увидел. Но Кейн не хотел поддаваться чарам. Он решил доказать, что сможет удержаться. Вероятно, он будет единственным мужчиной, кому это удастся сделать.
Кейн уже ждал, когда закончится демонстрация, чтобы отвезти Шеннон домой. Он захлопнул дверцу шкафа, размешал сахар в чае, положил ложечку на блюдце, повернулся к ней, чтобы отдать чашку, и вдруг понял, что не хочет отпускать ее. Она выглядела истощенной и такой болезненно хрупкой. Кейн ощутил странный прилив нежности. Не только из-за желания защищать слабую женщину — хрупкость делала Шеннон еще более сексуальной, пробуждая в нем первобытные инстинкты. За два с половиной года она расцвела, стала красавицей. Но все же она нездорова, это очевидно. И, судя по всему, совсем одна в чужой стране и некому позаботиться о ней... Не самое подходящее время думать о ее красоте.
