Кейн медленно поднял голову и как будто удивился, увидев ее в кабинете. Он встал, и она, высокая, да еще на десятисантиметровых шпильках, вдруг почувствовала себя маленькой и незащищенной.
— Кейн Фалконер, — представился он. Раздражение Шеннон растаяло под действием его голоса, глубокого и сексуального. — Уполномоченный правления директоров. — Он протянул ей руку. Его рукопожатие было теплым и крепким и настолько поразило Шеннон, что она, забыв все правила вежливости, даже не представилась.
— Где мой отец? — запинаясь, чуть слышно пробормотала она.
— Ты... — Догадка засветилась в серо-голубых глазах. — Значит, это ты Иезавель[1]? — Он улыбнулся, вспомнив одно из прозвищ, данных ей прессой.
Сейчас, лежа в кровати на его яхте, Шеннон подумала, что, будь она тогда чуть старше и умнее, она бы просто посмеялась над шуткой. Но в тот день не оценила его юмор.
— Как скажешь. — Девушка безразлично пожала плечами. — Она попирала обычаи и надевала на балы красное, тогда как остальные носили белое, — вспомнила Шеннон один старый голливудский фильм.
—Тебе не обидно, не больно читать то, что они пишут? — поинтересовался Кейн.
Конечно, ей было и больно, и обидно. Но если бы кто-нибудь узнал об этом, ее бы вмиг уничтожили журналисты.
— А что они такого пишут? — беззаботно сказала Шеннон, расправив плечи и открыв тем самым его взгляду больше, чем следовало бы. — Что я не пропускаю ни одной вечеринки в Лондоне и меняю парней так же часто, как нижнее белье? — Она не могла поверить, что повторяет самые ужасные сплетни о себе, которые не имели ничего общего с действительностью. Но она так хотела произвести на него впечатление! — Не вижу в этом ничего, что должно меня беспокоить.
— Это беспокоит твоего отца, — заметил Кейн, покачиваясь на каблуках и глядя на нее прищуренными глазами, в которых она различила нечто напоминающее злость. — Хотя, мне кажется, этого ты и добиваешься.
Шеннон, даже находясь под влиянием мужского очарования Кейна и паря высоко в облаках, ощутила колкость замечания и восприняла его как пощечину. Да что он о себе возомнил? Он не имеет права так разговаривать, ничего не зная ни о ней, ни о ее отношениях с отцом.
—Я не знаю, что вы делаете в кабинете моего отца, мистер Фалконер, но, думаю, моя личная жизнь вас не касается.
Он невозмутимо перекладывал бумаги на столе, ничуть не расстроенный ее вспышкой.
— Я и не собирался вмешиваться в твою личную жизнь, Шеннон. — Кейн впервые назвал ее по имени. От его глубокого баритона у нее побежали мурашки по спине. — Мне не очень хочется видеть свое имя во второсортных газетах, которые так любят писать о твоих похождениях.
