— Ах, что делается… Как это случилось?
— Черные шатайки. Я вывел его из черного леса, — сообщил Габил.
— Шатайки? Он был в черном лесу?
— Да, но воду не пил, — сказал Микал.
Они замолчали.
Шатайки! Она никогда их не видела, незнакома с их когтями. Но вот перед ней на траве доказательство жестокости этих тварей. Столько крови! Почему руши не исцелили его сразу? Они ведь знают, что кровь оскверняет человека. Она загрязняет мужчину, женщину, ребенка, траву, воду — все, чего касается. Кровь не должна выплескиваться наружу. Кроме тех случаев, когда это неизбежно, но на эти случаи есть соответствующие правила.
К жалости примешалась злость. Что же это за твари и что творится у них в голове, если они могут причинить такое зло!
— Вот почему Танис говорил об экспедиции, об уничтожении этих выродков! — воскликнула она. — Это ужасно!
— Не глупи, — буркнул Микал. — Любая экспедиция закончится для Таниса вот этим. — Он указал крылом на истерзанное тело.
Рашель всмотрелась в лежащего, вслушалась в его прерывистое дыхание. Бедная измученная душа! Невинная, разумеется.
Однако таинственная. Он проник в черный лес, но воды не пил, не соблазнился. Только сильный духом способен на такое.
— Вода, Габил, — произнес Микал.
Габил вытащил из-под крыла тыквочку с водой. Рашель захотелось протянуть руку, прикоснуться к мужчине. Ее озарила странная мысль.
А вдруг это тот самый? Посмеет ли она выбрать для себя мужчину, которого не знает?
Микал принял у Габила сосуд, вытащил пробку из горлышка.
Неуместной сочла она свою мысль. Человек умирает, он нуждается в срочной помощи, в воде, в любви Элиона. Но побороть эту мысль Рашель не смогла, тянулась к ней, как кровь к сердцу. Где это видано, чтобы мужчины и женщины оценивали, взвешивали тех, кого выбирают? Все мужчины хороши, все женщины тоже, все браки совершенны. Почему тогда не этот, к которому она почувствовала сострадание? Никого она еще не видела в таком состоянии, столь нуждающимся в воде Элиона.
Микал подошел, наклонил фляжку-тыкву.
Рашель подняла руку.
— Подожди.
— Чего? — удивился Микал.
Она и сама еще не понимала, что за чувства на нее нахлынули. Такого она еще никогда не испытывала.
— Как ты думаешь, он… он отмечен?
Руши снова переглянулись.
— Ты… о чем? — недоуменно спросил Микал.
Лоб мужчины мог нести на себе знак союза, но лоб окровавлен, измазан, ничего на нем не разобрать. Ей отчаянно захотелось стереть кровь, увидеть, нет ли на лбу незнакомца дюймового кружка, кольца, знаменующего союз с женщиной. С другой женщиной. Или полукруг, означающий, что он обещан другой. Но она колебалась. Пролитая кровь — проклятие творений Элиона, и нельзя терять ни минуты!
