Ошеломленный этим вступлением, доктор не знал, что отвечать… Эль-Темин продолжал, как будто не замечая его изумления:
— Кончайте же ваш обед, доктор, не занимайтесь нами; мы догоним вас до кофе. Кунье, - обратился он к своему негру, - позаботься сам о приготовлении божественного напитка.
Мажордом, наклонившись с его правой стороны, ждал его приказаний.
— Что у нас сегодня, Хоаквин? - спросил он. Наследник Барбозов самым мелодичным голосом начал перечислять блюда…
— Велите дать нам овощи и крылышко фазана; усталость не придает аппетита, а мы сегодня сделали десять миль верхом… Кстати, доктор, как вы себя чувствуете после вашего путешествия? Довольны ли вы «Ивонной»? Хорошо ли вам служили на шхуне?
— Я во всех отношениях доволен моим путешествием, - ответил Шарль Обрей, к которому мало-помалу возвратилось все хладнокровие.
Его удивление уступило место простому выводу, что не за столом и не в присутствии негров и Хоаквина могли обсуждаться важные и многочисленные вопросы, возбуждаемые его приездом.
— Я очень рад, что мои приказания были в точности исполнены; мы должны были вернуться только завтра из нашего объезда по равнинам Феца, но я узнал из телеграммы о вашем отъезде из Марселя, и нам захотелось познакомиться с вами на сутки раньше.
— Вы без труда поверите, господа, с каким нетерпением желал я видеть вас, и главное…
— Узнать место нашей резиденции, - перебил эль-Темин.
Доктор закусил себе губы; он понял, что сделал фальшивый шаг, желая так скоро приступить к главному вопросу.
— Ну, любезный доктор, вы должны быть довольны теперь. Вас желали иметь в Танжере; мы должны остаться здесь довольно долго, вы будете врачом нашей маленькой колонии, спутником моего ученого друга Барте, который найдет в вас драгоценного помощника… Ваша жизнь потечет очень спокойно до тех пор, пока нам придется перенести нашу палатку в другое место.
«Это кончается, как простой роман, - сказал себе Шарль Обрей, - стоило окружать себя таинственностью для того, чтобы просто»…
Он не кончил своего размышления, потому что уловил между эль-Темином и Барте взгляд, важности которого он не понял, но который внезапно изменил течение его мыслей… Потом проницательный взгляд его хозяина на минуту устремился на него, как бы желая изведать самую глубину его мыслей; он задрожал, а между тем посторонний наблюдатель увидал бы в этом ясном и спокойном взгляде только выражение полнейшей доброты. Обед кончился без всяких приключений; три собеседника сделались вдруг задумчивыми и, по-видимому, отдались течению своих собственных мыслей.
