— Как долго тянутся эти десять минут!
В противоположность слабодушным людям, готовым надеяться до самой последней минуты, Ингольф, убедившись в неизбежности смерти, торопился избавиться от горьких воспоминаний и поскорее обрести вечный покой.
Едва он успел произнести эти слова, как в стене опять послышался стук, и на этот раз гораздо слышнее, чем в первый раз. Ингольф, сидевший на стуле с опущенной головой, вдруг приподнял голову и вскричал печальным и дрожащим голосом:
— Кто бы ты ни был, друг или враг, зачем ты смущаешь мои последние минуты?
Вслед за этим на террасе послышались звучные, мерные шаги солдат по каменным плитам. Десять минут прошли, и за Ингольфом явился взвод солдат, чтобы вести его на казнь.
Ингольф лишь слегка вздрогнул. Он готов был ко всему.
— Стой! — скомандовал офицер. — Становись в две шеренги.
Ингольф ступил несколько шагов к двери, чтобы гордо и с улыбкой встретить своих палачей. Вдруг налево послышался легкий шорох. Ингольф обернулся — и едва не лишился чувств: при скудном свете ночника, освещавшего комнату, он увидал, как стена раздвинулась, и в образовавшемся отверстии появилось что-то вроде призрака с тусклыми впалыми глазами.
Щеки и руки у призрака были тощи как у скелета. Он был закутан в длинный черный саван и знаками подзывал к себе Ингольфа.
В замке двери, между тем, уже поворачивался ключ. Ингольф без колебания бросился в отверстие стены, призрак посторонился, чтобы пропустить его, и стена снова беззвучно сдвинулась, как была.
В это самое время дверь отворилась, и Ингольф за стеною расслышал, как чей-то повелительный голос крикнул: — Капитан Ингольф, десять минут прошло, ступайте за мною.
Вслед за тем раздался крик ярости: офицер увидал, что Ингольфа нет…
Мистер Ольдгам сходится во мнениях с Грундвигом. — Неудачные попытки Эриксона. — Ольдгам принимает Грундвига за полинезийца.
Пора, однако, нам посмотреть, что сталось с мистером Ольдгамом и другими интересными личностями, фигурирующими в нашем правдивом рассказе.
Первой заботой Ингольфа, по прибытии в Розольфсе, было запереть почтенного бухгалтера в особую каюту и приставить к двери часового, чтобы мистер Ольдгам как-нибудь не выбежал и не наделал бед своим болтливым языком.
Молодому лейтенанту Эриксону, большому приятелю бухгалтера, было поручено сделать так, чтобы мистер Ольдгам подчинился своей участи без большого протеста. Но — увы! — на этот раз все красноречие офицера осталось втуне: почтенный клерк ничего не хотел слышать. Напрасно Эриксон рассказывал про розольфскую стоянку разные ужасы и даже придумал ей название «бухты Убийств», уверяя, что здешние канаки всякого высадившегося на берег немедленно убивают, потрошат, начиняют картофелем и, зажарив на вертеле, съедают, — мистер Ольдгам нисколько не отступался от своего желания выйти на берег.
