Под вечер этого дня корабли вступили в небольшую Розольфскую гавань, и молодые люди поспешили представить отцу своего нового друга. Старый Гаральд пригласил Ингольфа к обеду в этот же вечер. Ингольф всегда тщательно берег свой парадный капитанский мундир, который ему было позволено носить во время войны, и теперь, вырядившись в него, явился на обед к герцогу Норрландскому.
Когда он проходил под крытыми воротами замка, весь сияя золотым шитьем и орденами, которые ему действительно были пожалованы разными государствами, хотя впоследствии и отняты, — навстречу ему вышел посланный Гаральдом старый Грундвиг, чтобы проводить гостя по лабиринту коридоров древнего замка в приемную залу.
Увидав Ингольфа, старый слуга вдруг побледнел, как мертвец, и даже прислонился к стене, чтобы не упасть. Так стоял он, глядя растерянно перед собой и не в силах будучи вымолвить ни слова.
— Что с тобой, старинушка? — ласково спросил его Ингольф, подходя к старику и поддерживая его рукой.
У капитана голос был очень звучный, принимавший иногда необыкновенно нежный тембр.
— Голос герцогини!.. — бормотал обеспамятевший слуга. — А сходство какое!.. Боже мой! Боже мой! Неужто я сошел с ума?
Капитан стоял, не понимая, что такое делается со стариком. Из затруднения его вывел прибежавший весьма кстати Эдмунд.
— Что же ты, Грундвиг? — сказал юноша, полусмеясь, полусердито. — Отчего же так долго не ведешь моего друга? Нездоровится тебе, что ли?
— Ничего, ваша светлость, это я так… пойдемте… ослабел немного. Годы-то мои разве молодые? — бормотал старик.
Эдмунд дружески взял Ингольфа под руку, и скоро оба молодых человека скрылись под сводами коридора. Грундвиг смотрел им вслед и продолжал лепетать:
— Господи! Господи!.. Дай, чтоб это был он! Тогда я умру спокойно.
Ночь в Розольфской гавани. — Блокада английской эскадры. — Цепь. — Не пропускают.
Под конец обеда, за которым Ингольф всем очень понравился своим чисто великосветским уменьем себя держать, один из матросов герцога вдруг принес важную весть: у входа в фиорд остановилась английская эскадра в семь кораблей, из которых один направился в канал, несмотря на поданный ему береговым телеграфом знак не делать этого.
Фиорд был собственностью герцога, и никто не имел права входить в него без его разрешения.
Услыхав это известие, Ингольф слегка побледнел, чего, впрочем, никто не заметил. Он один понимал, что нужно английской эскадре в норрландских водах.
— Какая дерзость!? — с гневом вскричал Гаральд. — Что же, в них стреляли?
