— Так вот почему вы так не хотели… будете не хотеть… не хотите, чтобы замок был продан? Но… отчего было не сказать мне всего этого еще несколько дней, а лучше — несколько лет назад? Ну почему в будущем вы не сказали мне всего?!
— А вот для этого есть особые причины, но и о них мы поговорим чуть-чуть попозже, — сказал сэр Томас, выходя из-за ширмы.
Изабелла невольно пискнула и вцепилась пальцами в плечо покрывшегося испариной Джона. Перед изумленными молодыми людьми стояли… два сэра Томаса! Похожие друг на друга как близнецы, но в чем-то и разнящиеся, а главное — тот из них, что появился вторым, был не вполне воплощен. Сквозь него едва заметно просвечивали стена и часть окна.
Примерно в это же время Длинный Лук оседлал коня, намотал на луку седла поводья второго и, никому ничего не говоря, поехал в лес. Деревня Веселая Лошадь быстро осталась позади. Несмотря на свой отсутствующий вид, в действительности Длинный Лук внимательно следил, не пытается ли кто-нибудь увязаться за ним, и, только полностью убедившись в отсутствии «хвоста», свернул на поляну, в середине которой возвышался, точно гнилой зуб великана, обгорелый пень, оставшийся после удара молнии.
Здесь его поджидала Истер, снаряженная в путь, со своим конем — могучим Голиафом с вечно налитыми кровью глазами. Сам Длинный Лук восседал на безымянной кобыле, — во всяком случае, клички ее он не знал, а приличного коня взамен предателя Цезаря себе еще не подыскал. Кобыла двигалась неровно, какими-то судорожными рывками, чем очень раздражала Длинного Лука, однако он сдерживал свой гнев, потому что голова была занята вещами поважнее.
«Наверное, я должен бы сказать спасибо юродивому чужаку, — признавал он. — С его появлением мне пришлось начать думать о многом, что казалось раньше незначительным. Надеюсь, что не слишком поздно…»
Самобичеванием Длинный Лук занимался едва ли не с самого утра. Он ожидал, что мысли о могуществе, соблазнительно окутавшие разум ночью, рассеются с началом нового дня, как это уже не раз бывало с его идеями и проектами, которые приходили в полночь, а первые лучи рассветного солнца находили их безжалостно растерзанными жесточайшим из палачей по имени Лень. Однако произошло обратное. Рэдхэндхолл поселился в голове Длинного Лука — точно назойливый жилец, своими капризами (или не капризами, а силой воли?) покоряющий хозяина. Дошло до того, что обещания, которые он давал Истер ночью, охваченный огненным безумием страсти, стали казаться ему недостаточными.
