— Утверждал также, что видел убитого Мишеля на обочине дороги, — продолжал Унтилов.
Дорохов насторожился.
— Когда?
— В том-то и дело…
Они проехали четыре версты почти в полном молчании, затем остановились возле той поляны, где происходил поединок. Дорохов спешился, прошел несколько шагов. Место было пустынным, спокойным, чуть колебались ветки кустов, опять запыленных. Следы от колес и копыт еще сохранялись на поляне, но уже расплылись и потеряли очертания.
— Вот здесь, — сказал Дорохов. И посмотрел на своего спутника. — Он здесь его видел?
Унтилов молчал.
Дорохов походил еще немного вдоль кустов, наклонился над тем местом, где лежало тело Мишеля, повздыхал, выпрямился.
— Здесь он лежал. Секунданты ведь то же показывали? Здесь! Я хорошо помню. Я ведь помогал, когда его перевозили.
— Да? — сказал Унтилов. — Ах, ну да…
— Да, — продолжал Дорохов. — Еще помог князю Васильчикову накрыть его. Васильчиков уж не знаю, чем хотел укрывать, — а я дал мою шинель, потому что мою не жалко, она дурного сукна…
Унтилов вздрогнул.
Дорохов заметил это и подошел поближе.
— Что с вами? Вы не здоровы?
— Не знаю, — пробормотал Унтилов. — Должно быть, нездоров… Или кто-то врет больше, чем это ожидалось.
Дорохов оскорбился:
— В кого вы изволите целить?
— Да уж не в вас, Руфин Иванович… Вам уж скоро сорок, а вы все из себя строите индейского петуха. С чего вы взяли, что я о вас говорю?
Дорохов отмолчался.
Филипп Федорович вздохнул. Он чувствовал, как с каждым мгновением делается все более старым. Помедлив, чтобы собраться с силами, он прибег к испытанному средству — перешел на казенный язык:
— Вы, стало быть, утверждаете, что помогали князю Васильчикову перевозить тело убитого поручика Лермонтова?
— Именно, что утверждаю, — сердито ответил Дорохов. — И тайны из этого не делал.
— И дали ему для этого свою шинель.
— Точно так, дал ему для этого свою шинель, потому что она дурного сукна и ее не так жалко было бы испортить.
— А черкески мартыновской вы здесь поблизости не видели?
— Когда? — Дорохов прищурился.
«Все еще подозревает, что я из него дурака пытаюсь сделать, — подумал Унтилов. — Вопрос еще, кто из кого делает дурака… И как дураку впоследствии жить с этим фактом…»
— Я спрашиваю: когда вы забирали отсюда тело, не видели ли вы поблизости мартыновской белой черкески? — повторил Унтилов.
— Никакой мартыновской черкески тут и в помине не было, — объявил Дорохов. — Во-первых, я бы заметил — светло было, а она, как вы говорите, белая… Во-вторых… — Он махнул рукой, понимая, что «во-вторых» не существует. — Словом, нет, ее здесь не было.
