Она прислушивалась к тяжелым шагам и бряцанию доспехов. Ничего не слышно.
Она добралась до комнаты перед спальней Артура. Из-под двери пробивался свет, слабый, маслянистый — свет свечи. В шаге от двери она помедлила, прислушиваясь. Что она предполагала услышать? Разговор? Смех? Глубокие вздохи? Она не знала.
Катарина взялась за дверь. Конечно, та должна быть заперта. Каким будет облегчением, если ей придется уйти, по-прежнему оставшись в неведении. Она нажала на ручку…
Не заперто.
Она бесшумно приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
Артур, похожий на больного ребенка много младше своего настоящего возраста, лежал на постели, откинувшись на подушки, обмякший, с закрытыми глазами, без чувств. Возле него примостилась та иностранка, полностью одетая. Она положила руки ему на плечи, вцепившись в его льняную ночную сорочку. Рот ее был открыт, зубы темно блестели от крови. На шее Артура кровоточила глубокая рана.
— Ты убиваешь его! — вскрикнула Катарина. Она замерла, слишком потрясенная, чтобы громко кричать, — ей следовало бы закричать, позвать стражу. Даже если бы они не поняли ее испанский, то прибежали бы на шум.
В следующий миг, долю секунды спустя, чужеземка оказалась возле Катарины. Должно быть, перелетела по воздуху — принцесса не заметила, чтобы она двигалась. Это был какой-то сон, видение. Это дьявол проник в ее разум.
Женщина прижала Катарину к стене, зажимая ей рот. Принцесса брыкалась и извивалась, пытаясь вырваться, но женщина была сильна. Необычайно сильна. Катарина била ее, дергала за прядь темных волос, выбившуюся из-под капюшона. С таким же успехом могла бы сопротивляться зажатая в кулаке муха. Свободной рукой женщина стиснула ее запястья и удержала ее руки.
Потом она поймала взгляд Катарины.
Ее глаза были синими, темно-синими и ясными, как закатное небо над Испанией.
— Я не убиваю его. Молчи, не говори ничего про то, что видела, и ты сохранишь своего мужа. — Голос ее звучал приглушенно, но отчетливо. Позднее Катарина не смогла вспомнить, на каком языке та говорила.
Катарина едва не рассмеялась. Какой муж? С тем же успехом она могла выбрать монастырь. Но она не могла говорить, не могла пошевелиться.
Прикосновение женщины было холодным. Пальцы, прижатые к лицу Катарины, казались высеченными из мрамора.
— Ты слишком молода для такой ситуации. Бедное дитя!
Женщина улыбнулась, казалось, ласково. На миг Катарине захотелось прижаться к ней, поведать этой женщине обо всех своих печалях — она, наверное, поймет.
