— Разве желание не опоздать — это плохо?
Капитан, как губка, впитывал каждое её слово, каждый жест, любое изменение на лице. Улыбнулся:
— Если бы ты знала, какое желание просыпается во мне, когда я вижу, как покачивается твоя налитая грудь! — замер, взглядом просверлив в ней огромную дырку, быстро отвернулся, кинул через плечо, — Ара, за мной, поговорим… — скрылся за ещё одной дверью с надписью "Директор".
Арина растеряно посмотрела на Гиту.
— Не бойся… Он служит добру, хоть немного по-своему, но он хороший, — Гита мягко пожала её ладонь, — иди, всё будет хорошо…
И Арина пошла. Ноги стали ватными, так что, входя в кабинет Прада, она думала лишь о том, чтобы поскорее сесть.
Кабинет напоминал кабинет любого директора: дорогая резная мебель, богатое кожаное кресло, плазма на стене, какие-то позолоченные канцелярские мелочи на столе. Арина скромно присела на край скромного стула для посетителей. Кожа сидушки неуместно скрипнула под попой. Прад вульгарно усмехнулся. Он откинулся на спинку кресла, беспардонно закинув ноги в дорогих ботинках на зелёное сукно столешницы:
— Ну что, ты готова приступать?
— Приступать к чему? Вы так и не объяснили мне мои обязанности, то есть вы мне вообще ничего не объяснили…
— Обязанности? А что тут объяснять? Разделила вещи по цвету и фактуре, засунула в стиралку, подождала, потом погладила, проверила, чтобы не осталось пятен…
Арина похолодела — вот чего она боялась больше всего. Никаких розыгрышей, всё правда! Белый халат врача она променяла на белый передник прачки.
— Стирка?.. Я не понимаю… Но зачем вам я? Почему вы забрали меня из больницы? Неужели не могли найти кого-то более подходящего? Может быть, я каким-то образом вам мешала или навредила кому-то из ваших близких, и вы мстите, в таком случае — простите! Но зачем вы всё это сделали? Зачем сломали мою жизнь? — проговорив вслух вопросы, терзавшие её последние сутки, стало чуть легче, но с другой стороны услышав собственные слова, Арина прониклась жалостью к самой себе, на глаза навернулись горькие слёзы.
Прад хладнокровно изучал бархатные тёмно-зелёные обои с золотым рисунком:
— Терпеть не могу женских слёз… Понимаешь, может на других мужчин они и действуют, а меня страшно раздражают… Бесят… На, подотрись, — небрежно кинул ей тонкий шёлковый платок.
Жалость к своей незавидной доле испарялась вместе со слезами. Арина не любила быть слабой, а сильной быть проще, когда понимаешь, что отступать, в общем-то, некуда, и все мосты сожжены:
