Священник Парсонс и Рэли держали школу атеистов, где люди учились писать слово God задом наперед. Но сомневаюсь, что Рэли стал бы принимать в расчет того, кто не знает этой шутки и без него. Одно лето я частенько наведывался в Шерборн – дворец, который отобрала у епископа Королева, когда служила для Рэли Дианой. Духов там не вызывали, но у Рэли гостили необыкновенные люди. Когда он сменил одну Бесс на другую и потерял влияние, то, что о нем говорили вполголоса, стали произносить вслух.
Такие, как я, отравляли его репутацию. Но он считал, что мы того стоим. Это в его доме я познакомился с Томасом Хэрриотом, который путешествовал в Новый Свет. Хэрриот рассказывал, будто эти земли полны реликвий старше Моисея, а у туземцев есть своя летопись, в которой о Великом Потопе нет ни слова. В гостях у Рэли мы обсуждали устройство души, курили табак и пьянели от опасной болтовни.
Как бы меня это ни печалило, я собирался предать Рэли и спастись. Но звезда Рэли всходила и заходила столько раз, что, послужив его очередному падению, нельзя быть уверенным в собственной безопасности. А слухи, что я собираюсь избавиться от него, – верный смертный приговор. Как бы ему ни нравились мои стихи, Рэли не смог бы прожить так долго и в такой близи от солнца, если бы жалел своих соперников. В конце концов поэзию можно хранить на полке, даже когда голова поэта скалится на колу или валяется в канаве.
В подготовке своей я не был безрассуден. Я изменил свою внешность – стянув на затылке волосы и переодевшись в рабочее платье. Это мне было не впервой, и я чувствовал себя уютно в грубых штанах и жилете. Но, глядя в зеркало, где при свече брилось мое отражение, я уже не мог узнать в нем того красавца драматурга, что еще так недавно коротал ночи с Уолсингемом. На лице оказались морщины, которых я не замечал прежде. Внезапно я понял, что, чем бы ни закончилась эта история, молодым мне уже не умереть.
* * *
Мортлейк, Мертвое озеро. Жутковатое название. В деревне нет никакого водоема, но думаю, когда-то был. Какое-нибудь застойное каровое озерцо, окутанное туманом и полное раздувшихся трупов, сброшенных в него местными жителями, – но так или иначе, название пережило его. Я приглушил подковы лошади мешковиной, но гулкие удары копыт все равно громко разносились в мертвой тишине деревушки. Ни в одном окне не зажегся свет, ни одна собака не залаяла при моем приближении. Все давно уже спали, глубоко зарывшись в свои перины, – жутко было единственным двигаться по этой пустыне. Я направил лошадь по главной улице, повернул к церкви: и там, через дорогу, в лунном свете неподвижно стояла высокая фигура в темной одежде.
