– А вы, сэр, тоже пишете?
– Я больше известен на подмостках.
– Удивительно, почему я никогда вас не видел. Ничего, теперь мы встретились и продолжим знакомство.
Я поспешил защитить репутацию своего друга:
– Этот человек – один из лучших актеров Лондона!
Блейз нахмурился. Он сделал несколько больших глотков, его адамово яблоко заходило вверх и вниз. Бейнс не обратил внимания – смеясь, он хлопнул одного из лучших актеров Лондона по спине, рассчитывая сбить с него спесь.
– Значит, я наверняка вас видел. Просто не помню.
Блейз был мрачнее брошенной невесты. Я должен был уже тогда заподозрить неладное, но, когда Бейнс оставил его и повернулся ко мне с новым вопросом, я только громче рассмеялся его авансам и душевным мукам актера.
– Как там ваш проклятый бедняга Фаустус?
Он впечатал кулак в столешницу. Наш эль заволновался в кружках, как миниатюрные океаны в бурю.
– Разве его нельзя было спасти? Чтоб меня! Господь, верно, смилостивился бы над таким ученым мужем!
Когда мужской разговор скатывается на религию, стоит для спокойствия перевести его на что-нибудь еще. Например, блуд матери собеседника, пьянство его отца, слабоумие его детей. Можно сравнить груди и укромные места его сестры и матери, а уже потом заняться Иисусом Христом или Святыми Апостолами. Я знал, что с такими, как Бейнс, нужно быть начеку. В былые времена мы оба ловили еретиков на живца из святотатств. Мы были одного поля ягоды, а этого уже достаточно, чтобы удвоить бдительность. Но кто тебя поймет лучше, чем твой близнец? Зал плыл, вокруг меня толпились пьянчуги, шлюхи и грешники. Здесь я был своим. Это подлое место было мне роднее, чем вся роскошь Уолсингема и философствования Рэли.
Бейнс поклялся на ранах Христа, и я ответил ему:
– Бог бросил умирать собственного сына, с чего ему быть милостивее к Фаустусу? Он ему даже не родственник.
– Вот и нет. – Щуплый человечек погрозил мне пальцем, и, хотя его слова были благочестивы, в его голосе не было и капли благости. – Это евреи убили Христа. То же самое темное племя, что нынче марает нашу землю.
Все это я слышал и раньше. Я заученно парировал:
– Евреи были его народом и знали его как облупленного. У них был выбор между Христом и Вараввой, и они выбрали Христа, хотя Варавва – вор и убийца. По-моему, Христос просто получил свое. Неудивительно, что ублюдок площадной шлюхи плохо кончил.
Я сунул чубук трубки в зубы и принялся разжигать ее. Бейнс покачал головой. Его хитрая ухмылка на мгновение блеснула в свете огнива. В глазах заплясали красные блики, как у сатанинского священника, выманивающего у новообращенной души вывернутый наизнанку катехизис.
