Дворник Орел подметал улицу.
— Вы слышали про Дятла? — между прочим спросил Сорокопут. — Говорят, он летает. Не все, правда, говорят, но некоторые.
— Мало ли что говорят! Всех не переслушаешь.
Дворник усердно трудился крыльями, и Сорокопут заметил в раздумье:
— Если все будут летать, то кто же будет работать?
И он побрел дальше, машинально читая вывески, которые, собственно, были и не вывески, потому что были написаны прямо на тротуаре. Среди них особенно выделялась одна: ЗАВЕДЕНИЕ «СТРИЖ И КЛИЕНТЫ».
Когда-то Стриж имел немало хлопот со своей вывеской. Она у него прежде выглядела так: «ПАРИКМАХЕР СТРИЖ. СТРИЖЕМ, БРЕЕМ».
Но у властей бреющая парикмахерская почему-то ассоциировалась с бреющим полетом. Стрижа затаскали по инстанциям, и вывеску пришлось сменить. Вот тогда он и придумал новое название, ловко обойдя не только слово «бреем», но и само слово «парикмахерская».
Заведение «Стриж и клиенты». Клиентам было приятно, что о них написали такими большими буквами, и они валом валили в парикмахерскую. Заведение Стрижа превратилось в клуб, здесь заключались сделки и подписывались контракты, обменивались новостями и старыми анекдотами, и среди всего этого хаоса эмоций и информаций усердно хлопотал Стриж, любовно поглаживая доверчивые горла клиентов.
Сегодня в заведении было на редкость тихо. Стриж трудился над Чижом, а в стороне сидел профессор Дубонос и терпеливо ждал своей очереди.
— Мода не должна нравиться, — рассуждал между делом Стриж, — она должна озадачивать. Вот, к примеру, этот хохолок. Если он здесь, то он пройдет незамеченным, а если здесь? Это уже совсем другое.
— Как выручка? — прервал его рассуждения Чиж, проявляя интерес к другой области знаний.
— Так себе. Пять монет за утро. Но я не жалуюсь. Лучше пять найти, чем десять потерять.
Сорокопут сидел и мучительно думал, как бы ввязаться в разговор.
Наконец он улучил момент:
— Говорят, Дятел летает… Странно, но говорят…
Все как-то неловко замолчали.
— Вот здесь, пожалуйста, подровняйте, — нейтрально сказал Чиж.
— Непременно. И хвостик тоже?
— Я бы сам не поверил, если бы мне не сказали, — пояснил свою мысль Сорокопут.
— М-да, — сказал Дубонос и вышел из парикмахерской.
В следующую минуту никто не проронил ни слова. Сорокопут тяжко вздохнул, чтобы хоть этим нарушить молчание, но его опять не поддержали.
Сорокопут встал, потоптался у дверей.
— Как это с Дятлом вышло… Хорошо, что никто не знает… Не то, чтобы никто, но некоторые все же не знают…
