И только у знакомого голубого павильона, когда вернулось в ее память все то, что испытала она месяц назад здесь, на этом шоссе, торопясь к автобусной остановке, поняла она, что, в сущности, все так и осталось, как было тогда. Ничего не изменилось. Как была Ветка предательницей, так предательницей и осталась. Что изменилось от ее поездки в Каменск? Ничего!
Для нее та девочка в зеленой куртке и пестром платке так и осталась там, на пеньке над глубоким оврагом…
* * *
В середине октября на город опустился густой серый туман. Он держался несколько дней, такой густой и серый, что, возвращаясь вечерами из Дверца с занятий кружка, Ветка даже за полквартала не могла различить своего дома, хотя и фонари на улице горели все до одного, и окна в домах были освещены.
А в понедельник утром неожиданно ударил мороз, и туман опустился на землю, на ветки деревьев, на крыши домов белым утренним инеем, похожим на тот иней, что лежал тогда на бескрайних полях, через которые они шли с отцом…
В это утро первый раз в жизни по дороге в школу Ветка зашла за Нинулей. Почему зашла, и сама не знала. Вспомнилось, как обидели Нинулю, не отдав ей роль Метелицы. И еще вспомнилось, как сказала тетя Соня про них про всех — дикари. Неужто и правда, они дикари и не умеют быть добрыми друг к другу?
Нинуля очень удивилась, когда Ветка зашла за ней да еще и с порога поздоровалась. Она заволновалась, заторопилась и в спешке, от усердия, оторвала ручку портфеля.
— Все! — вскрикнула она в отчаянии. — Теперь на первый урок опоздала!
Ветка ушла одна, еще больше жалея Нинулю — вот, хотела сделать хорошее дело, а получилось хуже.
По дороге в школу Ветка вся обросла инеем и, увидев себя в зеркале, что висело возле раздевалки, такую красивую, румяную, с этим нежным пушистым снежком на ресницах и на воротнике пальто, подумала, что роль Распутицы, — это несправедливо и неправильно, что она и в самом деле похожа на Снежную Королеву. И пусть Вовка Потанин пожалеет!
Весь первый урок она сочиняла стихи. По истории ее вызывали на прошлом уроке, а потому она могла отключиться на все сорок пять минут и от класса, и от Петра Николаевича, все равно не вызовут. Из всех учителей только одна вредная Тамара Ивановна могла учудить такое: «Васильева! Кажется, мы давно не выходили к доске… Ах, прости! Я опять спутала… Петрова! К доске! Давно что-то тебя возле нее не видела. Попробуем?» — «Что вы, Тамара Ивановна! Да вы же меня прошлый раз вызывали!» — «Разве? В самом деле — вызывала, оказывается. Ну, ничего. Получила четверочку? Может быть, на этот раз и пятерочка получится…» Как же! Получится!
