— А давай заберемся куда-нибудь! — предлагала ей вдруг Томка, когда они заканчивали поливать грядку и когда все усики с грядки были съедены. — Куда-нибудь высоко-высоко!
И Фаля, к своему удивлению, соглашалась. И они забирались или на крышу сарая, или на чердак дома, где в каждом углу были расставлены ведра с песком и лопаты — на случай, если упадет на крышу дома зажигательная бомба.
Сидя на крыше сарая, Томка болтала ногами и горланила невероятные песни:
Это было под небом тропическим,
На высоком зеленом бугре!
Родился страусенок комический
С бородавкой на левой ноздре.
Тирляля, тирляля, амфиаус,
С крыши старого сарая был хорошо виден соседний двор — враждующая с Фалиным двором сторона. Мальчишки с этого двора каждое лето устраивали набеги на одну единственную вишню, что росла когда-то у Фалиных окон. Старая чахлая вишня давно уже не цвела, но зато на стволе ее от жаркого солнца выступала липкая ароматная смола, ее приятно было жевать. К тому же враждебная сторона считала почему-то половину крыши старого сарая своей собственностью и предпочитала именно с этой крыши запускать бумажных змеев. Конечно, силы Фалиного двора были слабее, но все равно они оборонялись достойно. В особенности когда приезжал Валентин. Он, которого все взрослые считали таким вежливым, таким тихим, таким воспитанным, умел драться по-настоящему, как и другие, самые драчливые мальчишки. Взрослые, наверно, знали его плохо.
Удивительная все-таки это была способность у эвакуированной Томки — возвращать людей в счастливое прошлое. Томка почти никогда не унывала. Томка хотела убежать на фронт и даже, оставив на время свои дикие тропические мелодии, разучивала боевую песню: «Ах, если бы латы и шлем мне достать! Ах, если бы латы и шлём мне достать!»
— Не шлём, а шлем! — сердито поправляла ее Фаля, сердясь вовсе не за этот дурацкий «шлём», а за то, что она разучивает песню немецкого композитора. Пусть и великого, но все равно немецкого. — Никто так не говорит — «шлём»! Неправильно!
— Ага! — соглашалась Томка. — Я учту.
А на следующий день начиналось снова: «Ах, если бы латы и шлём мне достать…»
Еще в среду, девятнадцатого, Томка сбегала в школу, притащила новые учебники и шесть тоненьких тетрадок в косую линейку, для себя и для Фали, и сообщила, что заниматься они будут в самую последнюю, четвертую смену и что уроки идут сокращенные, иначе на всех школы не хватит. Но самой плохой новостью, принесенной Томкой из школы, было то, что учиться, оказывается, они теперь будут уже не в том здании, куда Фалину школу перевели еще осенью, а в совсем дальней, двухэтажной, бывшей четырехлетке. А она почти в другом районе города, и идти туда надо не меньше часа, и транспорт никакой туда не ходит.
