— Я его к себе взял, знахарку позвал, чтоб подлечила. Старшие-то благодарными быть умеют, — признался староста. — А он, отродье, дочку мне попортил. А потом ещё глазами наглыми сверкал, говорил, честь оказал. Ну, я сгоряча его и приказал… Вина, злость, отвращение и страх. Страх, страх и ещё больший страх.
— Что? — поторопила я. — Что с ним сделали?
— Да ничего. Побили чуток, руки переломали, да в подпол кинули. Мы ж не звери какие. Очухается, подумает, я с ним и поговорю. Дочка-то у меня одна-единственная, — признался староста. — И что, что нелюдь, невиданное ли дело.
И, правда, в пограничье это сплошь и рядом. Старшие падки на пышную, полную жизни и крови человеческую красоту. Я лично знаю двоих, женившихся на человеческих девушках. И ничего — живут неплохо. Только вот решений своих Старшие никогда не меняют, это я тоже знала точно. Если сразу не согласился одеть ленту в волосы — и не согласится.
Зря я, наверное, это сказала. И зря вступилась за совершенно незнакомого мне любвеобильного Старшего. Надо было плюнуть, забрать вещи, и отправиться в путь. В своих бедах здешние людишки сами виноваты. Только вот забыла, за кого меня принял староста. Не подумала, как легко меня можно обвинить, в том, что…
Вот и получила тяжёлым крестом по затылку. Так мне и надо за то, что забыла — людям нельзя доверять. Слишком дорого оно потом обходится — это доверие.
В погребе было темно и сыро. Скреблись крысы, булькало в бочонке пиво. Пахло кровью, железом, ветром и сумеречной осенью. Моя голова лежала на чем-то мягком. Чьи-то пальцы скользили по лицу, словно их обладатель пытался запомнить каждую чёрточку. Я видела, слепцы так делают…
— Очнулась? — спросили сверху. Надо мной во тьме вспыхнули золотые глаза. Мигом позже я поняла, что подушкой мне служат колени оборотня. И эти ласковые, горячие пальцы — его. Закусив губу, я скатилась, попытавшись отползти подальше. — Эй, маг, ты чего?
— Не… не прикасайся ко мне, — выдавила я, захлёбываясь кашлем. — Не прикасайся.
— Что, боишься? — Смешок. — Да не бойся, не съем, я вегетарианец.
— Извини, — наконец я прокашлялась. Нащупав бочонок, я прислонилась к нему спиной и подтянула колени к груди, обхватив их руками. — Извини, я не выношу прикосновений. Любых.
Не вру. И правда, я не выношу, когда прикасаются к моей коже. Я спокойно могу обнять знакомого или стоять спина к спине в драке, но сама никогда не касаюсь чужой кожи и не позволяю другим дотрагиваться до моей.
