— Итак, — продолжал Коммодорус, — мы рады приветствовать вас в Луксуре. Милости просим приобщиться красот и чудес нашего прекрасного города. Добро пожаловать, победители! Многая вам лета, и да будет ваша слава непреходяща! Вечером нас ждут новые поединки, а до тех пор — повелеваю устроить в вашу честь всенародный, триумф!
Он кончил под новые овации толпы, и тяжелые створки ворот распахнулись настежь. Но не затем, чтобы принять победителей. Наружу появилась праздничная кавалькада. Дети, целые повозки цветов, прекрасные юноши, восседавшие на белоснежных конях… молоденькие танцовщицы-рабыни, чья нагота была едва прикрыта гирляндами цветов и луками, надетыми через плечо…
Оставалось возблагодарить Богов, что на арену хотя бы на сей раз не выскочил никто свирепый и кровожадный. Победоносные циркачи невольно шагнули в сторону выхода, и внезапно вокруг них завихрился яркий радужный снегопад. Оказывается, люди начали полными горстями бросать на арену цветочные лепестки. Лепестки плавно кружились в воздухе, переливаясь на солнце. Но не только они. Чего не сыпалось к ногам «всенародных триумфаторов»! Цветочные венки, блестящие монеты, платки… и даже части одежды, что срывали с себя необузданные поклонницы.
Самые отчаянные зрители так и вовсе стали спускаться на арену. Мужчины и женщины перелезали через барьер, скользили вниз по заранее припасенным веревкам и стремились вслед за своими новыми кумирами. Видя это, кумиры постарались как можно скорее укрыться внутри процессии, высыпавшей из ворот им навстречу.
Проталкиваясь в людской толпе, Конан вдруг почувствовал тяжелый тупой удар, обрушившийся на плечо. Киммериец оглянулся, намереваясь определить виновника и самым доходчивым образом его проучить. Но окружающие были тут ни при чем: это свалился откуда-то сверху увесистый кошель золотых монет. Целое состояние, пусть и не очень большое!
Конан подобрал его и выпрямился, убирая кошелек с чужих глаз долой в поясную сумку. И тут все того же плеча, в котором от удара еще пульсировала кровь, коснулась мягонькая девичья ручка. Юная особа, облаченная в коротенькую прозрачную тунику, желала угостить Конана вином из бурдючка. При этом она не произнесла ни слова, просто поднесла костяное горлышко к его губам.
Киммериец схватил бурдючок и принялся жадно пить, с наслаждением ощущая, как вливается прохладная жидкость в его пересохшее горло. Напившись, он вернул девушке обмякший мех, а голова у него слегка закружилась, — вино было не слабенькое. Он увидел, что его товарищей угощали столь же радушно, протягивая им вино и еду прямо с повозок. Кого-то уже несли на руках. Чистые, ухоженные люди подставляли плечи грязным и измотанным победителям, заботливо спрашивая по-стигийски, где у кого болит и после какого именно подвига появился тот или иной синяк.
