— Меня еще обещаются послать на курсы мастеров, прямо не знаю, — смущенно сказала Катя, и глаза ее при этом были счастливыми. — Это такая ответственность, такая ответственность!.. Мы ведь шьем форму для Красной Армии, не шутка.
— Видишь, как у тебя все хорошо складывается.
— Это благодаря Василию Павловичу и вам.
— Ну что ты, Катюша, — возразила Евгения Сергеевна. — У нас в стране каждый человек может всего добиться. Ты умная девушка, у тебя золотые руки, доброе сердце…
— Все равно спасибо вам. А Василия Павловича отпустят, вот увидите, отпустят. У нас работает одна женщина, — шепотом заговорила Катя, — так у нее мужа тоже сначала арестовали, а потом отпустили и еще даже извинились. Люди говорят, что, когда товарищ Сталин узнал всю правду, как она есть, он приказал немедленно разобраться и отпустить всех, кто ни в чем не виноватый. А настоящих врагов народа, которые против, тех расстрелять. И правильно, верно?..
— Конечно правильно, — кивнула Евгения Сергеевна. — Но тебе лучше не приходить к нам, Катюша. На всякий случай. Мало ли что…
— Зачем вы такое говорите, Евгения Сергеевна?! — обиделась Катя. — Вы с Василием Павловичем столько для меня сделали, я век этого не забуду. И детям своим накажу… — Она вспыхнула и смущенно умолкла.
— Спасибо, Катюша, но будь все же осторожнее.
— Это вы зря так. Василий Павлович никакой не враг, я-то уж знаю. Я и там сказала…
— Там?! Где там, Катюша?..
— Куда вызывали.
— И… что же ты сказала? — настороженно спросила Евгения Сергеевна, чувствуя, как сжалось и замерло сердце.
— Мне не велели никому рассказывать, но вам я все равно расскажу. Они спрашивали, кто приходил к Василию Павловичу, о чем вели разговоры, и вообще…
— Ну и?.. — Евгения Сергеевна напряглась вся, понимая, что бесхитростная, по-хорошему простоватая Катя могла сказать что-то лишнее, не подозревая, что этим навредит Василию Павловичу.
— Все как есть и рассказала. И что товарищ Жданов приходил, и про других, а подслушивать я не подслушивала.
— Молодец, — вздохнула Евгения Сергеевна.
Катя, наведя в комнате порядок и приготовив нормальный обед, убегала так же неожиданно и стремительно, как и появлялась.
Евгения Сергеевна снова надолго уходила из дому, искала работу, потому что жить им было не на что. С прежней работы ее уволили сразу после ареста Василия Павловича. Но теперь она разрешала Андрею бывать у Анны Францевны, и это было для него истинным удовольствием. Сидеть одному в комнате и считать ноги прохожих все-таки скучно, к тому же и страшновато, когда по полу шныряют мыши, а у Анны Францевны столько всего интересного! Она позволяла даже смотреть старинные книги, которыми очень дорожила, и, случалось, читала вслух. Он, правда, и сам уже умел немного читать, но дело в том, что многие книги были на французском языке. Однако Анна Францевна читала по-русски, переводила прямо с листа, вернее, пересказывала. Андрей понимал далеко не все, книги были не детские, но все равно слушал внимательно. Голос у Анны Францевны был приятный, мелодичный, читала она негромко, «с выражением», а иногда сбивалась на французский, и тогда они вместе смеялись, и она говорила:
