Во сне и наяву, или Игра в бирюльки | страница 22
Впрочем, он понимал, что достаточно и этого, если решено его арестовать и объявить причастным к антисоветскому заговору. Происхождение вполне позволяет вступить на контрреволюционный путь, а его несогласие с массовым раскулачиванием, о чем он высказывался и публично, ему наверняка не забыли.
Уже совсем собравшись уходить, он вдруг сказал:
— А что, если мы оставим Андрея на пару деньков у вас?
Евгения Сергеевна испуганно взглянула на него.
— И оставьте, — охотно согласилась Клавдия Михайловна, — пусть поживет на воле.
— Я не хочу, — захныкал Андрей, прячась за мать.
— А кто тебя спрашивает, хочешь ты или не хочешь? — сказала Клавдия Михайловна.
— А это… нужно, Вася? — тихо спросила Евгения Сергеевна.
— Не знаю, — ответил Василий Павлович, пожимая плечами. — Но пусть побудет.
IV
НОЧЬЮ за Василием Павловичем пришли. Трое военных и с ними управдом и дворник.
Дверь открыла Катя.
— Ой! — вскрикнула она. — Вам кого?
— Гражданин Воронцов Василий Павлович дома? — спросил, отстраняя Катю, военный с тремя кубиками в петлицах.
— Спит он, вы потише, пожалуйста.
— Ничего, все равно придется разбудить. Ты стой здесь, — сказал военный с кубиками одному из сопровождавших его. — Всех впускать и никого не выпускать. Демченко и понятые — со мной. Где спит гражданин Воронцов? — обратился он к Кате.
— Я не сплю, — сказал Василий Павлович, выходя в прихожую. Он был уже одет. За ним, в халате, вышла и Евгения Сергеевна.
— Вот ордер на обыск и на ваш арест. — Военный протянул бумаги.
— Действуйте, — усмехнулся Василий Павлович. — А мне, насколько я понимаю, собираться?
— При обыске необходимо ваше присутствие.
Все толпой двинулись в кабинет. Но тут Катя, пришедшая немного в себя, преградила им дорогу.
— Затопчете ковер! — решительно заявила она. — Ноги хотя бы как следует вытерли, вон как наследили в прихожей.
— Пустяки, Катюша, — улыбнулся Василий Павлович.
Однако управдом и дворник старательно вытерли ноги, а ковер в кабинете, скользнув туда раньше других, Катя успела загнуть.
Военный, которого старший назвал Демченко, залез на стремянку и стал сбрасывать прямо на пол книги с верхних полок. Старший книги перетряхивал, некоторые перелистывал. Управдом с дворником стояли у двери. Не найдя ничего подозрительного в книгах, принялись за письменный стол. Старший вынул ящики и вывалил их содержимое в общую кучу. Перебрал бумаги, кое-что отложил в сторону, в том числе и вчерне написанный доклад. То есть черновик, который Василий Павлович после перепечатки оставил у себя.