– Обыденно, ваша светлость, без происшествий. Полдороги слякоть – остальное осень. А тут как? Не началось еще?
– Тебя ждало, Хогги. Пойдем, да потолкуем ко мне в палатку… Нет, это поразительно! Как тебя увижу – всё! На отца ты тоже похож, без спору, но – вылитый дед, Лароги Веселый! Как гляну – чуть ли не слеза прошибает, потому что – сама юность предо мною, моя собственная юность, в то время как я уже протухший мешок с фаршированной тургунятиной.
Но эти излияния герцог продолжил немного погодя, уже у себя, в походном жилище.
Палаткой герцог называл просторный шатер, сделанный на старинный воинский образец: восьмиугольный, с одним островерхом, сшитый из прочнейших яшерных шкур, там и сям тронутых нерастаявшим с рассвета инеем. Отапливался шатер в две печи, с выводными трубами по бокам западной и восточных стен. Там же стояла и жаровня, битком набитая только что приготовленным жареным мясом. Расселись как равные, на складных скамьях, друг напротив друга.
Маркиз ощупал внимательным взглядом широченные плечи герцога, его необъятное брюхо и нашел сравнение с протухшим мешком несколько преувеличенным.
– Что ты ржешь, Хогги? Я ведь серьезно говорю: вид – это одно, а вся требуха, с мозгами, с сердцем и душой – это совсем другое. Состарился. Есть хочешь?
– Не откажусь, ваша светлость.
– И поменьше церемоний, дорогой маркиз, по крайней мере, когда посторонних нет.
– Признаюсь честно, дядя Когори – жутко жрать хочу! Запахи у тебя в шатре – что надо! И ящерное, как я чую, и молочное! И зелень как раз та, что я люблю! Скакал я сюда – все пытался путь спрямить – да зацепил краем Плоские Пригорья, да увязалась за мною банда охи-охи, морд этак в двадцать…
– На Пригорьях? Странно… Далеко же они забрались по холоду.
– Тем не менее. Мне-то что, отбился – а Кеченю всю ляжку исцарапали, и преглубоко… Конь мой – Кечень. Пришлось мази втирать, да толкового жреца искать, ибо колдун из меня никаковский… Однако, – Хоггроги поторопился продолжить, чтобы из собеседника не успели выскочить неодобрительные замечания по поводу выбора пути, – я дорогою выкладки в уме проводил, поскольку иного-то дела все равно нет, кроме скачки, так вот – все равно выгадал чуть-чуть на спрямлении. Ну, и на том, что не ел последние сутки. А примчался, оглядываюсь – сонная тишина кругом, никаких судьбоносных событий.
Когори Тумару яростно потер волосатые пухлые руки, одну об другую, и первым выхватил с жаровни ароматный, истекающий красным «мясным» соком шмат молочного мяса.
