Предваряя здесь дальнейший ход нашего размышления, укажем коротко, что именно к этой проблематике сводится проблематика религии, разногласие между "неверием" и "верой". Если оставить в стороне неверие, как чистый индифферентизм - духовное состояние, соответствующее указанной выше установке слепоты, невидения самой проблематики, - то разногласие между тем, что называется "неверием", и "верой" совсем не сводится к тому, что "неверие" просто отрицает то, что "слепо допускает вера". "Неверие" и "вера" суть, напротив, оба некие положительные метафизические утверждения - можно сказать, в известном смысле: две различные религиозные установки. Неверие есть именно утверждение абсолютного метафизического дуализма - совершенной, глубинной противоположности между сферой нашей внутренней жизни и предметным миром, или "объективной действительностью", наличия между ними абсолютно непреодолимой пропасти. "Вера" есть, напротив, утверждение метафизического монизма бытия - убеждение, что эти два мира, несмотря на всю их разнородность и противоположность, все же укоренены в некой общей почве, возникли из некого общего первоисточника и что путь к этому последнему единству, в котором наше внутреннее бытие находит свою родину, все же не заказан нам, а, напротив, может быть нами найден.
Что неверие есть тоже своеобразная метафизическая и в известном общем смысле даже "религиозная" установка - это обычно прикрывается двумя обстоятельствами. Во-первых, к неверию приходят, руководясь как последней, высшей инстанцией чистым "разумом", т.е. сознанием, ориентирующимся на "фактах" и обобщающим их в рациональные "понятия"; ведь именно с этой точки зрения противоположность между двумя мирами есть просто неустранимый и логически ясно фиксируемый факт - в отличие от произвольных "допущений" или "выдумок" "веры". И к этому присоединяется другое. Поскольку мы исходим из сознания своеобразия непосредственного самобытия как чистой субъективности (ср. выше, гл. V, 3), т.е. как какой-то неподлинной, призрачной, ущербной реальности, - центральным фактом нашего бытия, единственно имеющим подлинно объективную реальность, остается чужеродность нам, "бессмысленность" с точки зрения запросов нашей субъективной человеческой жизни бытия, - именно как предметного мира. Тогда человек чувствует себя в безнадежном положении воина, окруженного со всех сторон безмерно превосходящей его вражеской силой, или бессильным "мыслящим тростником" и, погибая, имеет сознание, что он один мужественно и трезво отдает себе отчет в своем истинном положении и не предается "иллюзиям", которыми так склонны утешать себя робкие души. Что дело обстоит все же не так просто и что "неверие" по существу есть особая религиозно-метафизическая установка - именно установка религиозно-метафизического дуализма, - это легко обнаружить на конкретных образцах истории человеческой мысли. А именно, поскольку человек проникает до сознания, что его внутренняя жизнь, его непосредственное самобытие, при всей его "субъективности", в его последней глубине есть все же реальность, т.е. обнаружение какого-то своеобразного рода бытия, то же самое "неверие" выражается открыто в неком религиозном дуализме примерно гностически-маркионистского типа: существует некая родина, некая онтологическая первооснова нашей души - но существует лишь обособленно, как далекий, "неведомый" Бог-отец, Бог-добро, наряду с которым существует, однако, демоническая сила, сотворившая мир, против которой родной нам бог так же бессилен, как мы сами. Эта как бы сама собой навязывающаяся, в известном смысле наиболее "естественная" и простая религиозная установка, в сущности, - если вглядеться внимательнее - есть "вера" и современного неверия, - так же распространена и излюблена среди современного человечества, как это было на исходе античного мира.
