Духовное бытие есть, таким образом, повторяем, основа, в которой душевное бытие так укоренено или так стремится укорениться, что оно в силу этого обретает подлинную реальность. Но в этой формулировке мы имеем непосредственно лишь образ, заимствованный из пространственного бытия и требующий дальнейшего уяснения. В гл. II мы коснулись проблемы "обоснованности" знания и, тем самым, бытия. Обоснованность бытия в обычном - теоретическом и онтологическом - смысле обеспечена так наз. "законом" точнее - "принципом достаточного основания". Всякое мыслимое содержание тогда "оправдано" или "обосновано", т.е. усмотрено как сущее, как содержание самого бытия, когда мы определим его необходимую связь с другим содержанием, которое мы заранее мыслим "истинным", т.е. сущим. Через эту связь данное содержание находит свое место в бытии как целом, во всеединстве сущего (которое, как мы видели, есть металогическое единство). Таков обычный категориальный смысл того, что мы называем "основанием". Уже заранее ясно, что, когда мы теперь говорим о духовном бытии как "основе" или "основании" реальности душевного бытия, мы подразумеваем под "основанием" что-то иное, чем то "основание", которое "обосновывает:" познание в силу того, что оно дарует мыслимому содержанию значимость предметного бытия, свидетельствует об его принадлежности к предметному бытию. Непосредственное самобытие не есть "мыслимое содержание" и не нуждается в том, чтобы быть возведенным в ранг содержания предметного бытия (последнее, напротив, противоречило бы самому его существу); оно само с непосредственной самоочевидностью свидетельствует о себе как об особой реальности - открывается нам (или самому себе) как особая форма бытия (именно форма "я есмь") - вспомним опять августино-декартовское усмотрение очевидности бытия в лице "я есмь". И все не заслуживает внимания и, по-видимому, свидетельствует о какой-то подлинной связи та аналогия, что здесь, как и там, мы говорим об "основе" или "основании" (по-немецки: "Grund" = "почва"), понимая под этим некий момент, который "обосновывает" явление, т.е. дарует ему подлинную реальность; и не случайно также Лейбниц, творец "принципа достаточного основания", употреблял это слово "основание" не только в его общем, логическом смысле, но вместе с тем и в ином, именно телеологическом смысле. Понятие "основания" имеет, очевидно, два различных и все же тесно связанных между собой значения; и различие это определено, очевидно, тем, что идея "подлинной реальности" может употребляться в двух различных смыслах.
