Только Альгирдас не видел.
А Орнольф стал называть его Хельгом, и ему, в общем, не было особого дела до того, какого там цвета глаза у Паука. Не девчонка все-таки, чтобы в глаза ему заглядывать. Хотя надо признать, что встречались Орнольфу и девушки покрепче, чем новый приятель. Но, конечно, ни одна девчонка в мире, – да и из мужчин немногие, – не умела так ловко драться. Правда, чтобы не отведать кулаков Хельга, достаточно было держаться от него подальше, шагах в десяти. Жирный Пес, похоже, откуда-то знал это, а может, почуял подлым своим нюхом, и не упускал случая с безопасного расстояния осыпать новичка градом камней и насмешек.
Дигр за прошедшие месяцы стал даже подлее, чем раньше. Орнольф никогда не жаловал Жирного Пса – не зря же наградил его оскорбительным прозвищем, прижившимся, как приживались любые ниды Орнольфа. Да, не любил, но Дигр, похоже, решил сам себя превзойти в подлости. Казалось, сам вид медленно скользящего в непроглядной тьме слепца приводит его в бешенство. И псиная свора все менее охотно поддерживала вожака в нападках на Хельга.
Теперь при появлении Орнольфа псы разбегались быстрее, чем раньше. Помнили, чем закончилась последняя драка. И очень скоро Орнольф привык присматривать за Хельгом, а Хельг – за ним. Настолько, насколько он вообще мог «присматривать».
Это не было запретной темой. Слепота Хельга не была запретной темой. Снисходительно-ласковое прозвище Эйни[2] – вот что было недопустимо. Орнольф, правда, сразу объяснил:
– Если бы ты нас только увидел. Я – Орел, а ты – всяко Синичка, птичка-невеличка. И даже не спорь.
Хельг все равно спорил. Сердился, мог и стукнуть сгоряча. Может, если бы он увидел Орнольфа или какого-нибудь пса из своры Дигра, он побоялся бы драться с ними. А так, стоило обидчикам оказаться в пределах досягаемости, и помощь Альгирдасу уже не требовалась. Орнольф сам побаивался его маленьких, твердых кулаков. К тому же Хельг понятия не имел о том, как похожи Орнольф и Дигр. Всей разницы, что Пес, он и есть Пес.
А еще нельзя было помогать. Даже если видишь, что вот-вот подвернется под ноги коварная ступенька, даже если колючая ветка над дорожкой грозит выхлестнуть незрячие глаза, даже тогда… никогда. Нельзя и все.
Зато если видишь, как кто-нибудь из Псов паясничает, передразнивая калеку, ему можно навешать таких «горячих», чтоб надолго зарекся дразниться.
– Почему – Паук?
– Потому что я плету паутину, – объяснил Эйни. – И вижу, как плетутся чары.
