Син сказал, что… нет, дальше рассказывать нельзя.
– Держись подальше от Дигра, – хмуро посоветовал Орнольф. – Просто держись подальше.
– Значит, он не получит имя? – спросил Хельг. И добавил, не дожидаясь ответа: – Зато теперь я знаю, почему ты называешь его Дигром. Он друцкис – толстяк. Вы ведь не похожи, да? Только лица и голоса, а так – совсем разные. Я догадывался, что тебе плохо дома, но ты никогда не рассказывал. Почему?
– Тебя послушать, так ты тоже доволен тем, что слепец, – буркнул Орнольф. – Подрастешь – поймешь.
– Ладно, – согласился Хельг, – буду расти. Наставник Син пообещал тебе жизнь такую же, как у него. Ты тоже станешь наставником?
Это была смена темы – очень хорошо. И это был неожиданный вывод, предположение, которое Орнольфу в голову не пришло. А ведь, действительно, слова Сина можно было истолковать и таким образом. Жить в Ниэв Эйд, учить детишек бою и ворожбе, рассказывать им про фейри – звучит заманчиво. Если останется возможность воевать и ходить в походы.
Эйни лишь скривился пренебрежительно. Дети – фу-у! Тупые и шумные, им все нужно объяснять по тысяче раз, но и в тысячу первый они все равно путаются в нитках силы и делают из заклятия кляксу, и не умеют отличить лиетувенса от альпа, а мару от хордевы. Орнольф возразил, что дети отнюдь не тупые, просто им все нужно объяснять трижды и разными словами. Так же, как взрослым. Хельг не поверил. Ну, он мог позволить себе недоверие – лучший ученик, любимчик Сина и проклятие всех остальных наставников.
Как бы там ни было, неприятная тема, скользкая дорожка откровений осталась в стороне. В тот день к ней больше не возвращались. И в следующие – тоже.
Орнольф тем же вечером отыскал Дигра, убедился, что никто не слышит их, и сказал:
– Еще раз увижу тебя рядом с Альгирдасом, и все узнают, почему ты изводишь его. Ты меня понял, пес?
И то, что Дигр даже не попытался изобразить недоумение, не стал спорить, а непритворно испугался, было хуже всего.
Хуже, чем растерянный голос Эйни: «он такой же, как ты».
Не такой.
Орнольф точно знал, что больше не вернется в дом Гуннара.
«…Хозяйка дочке отсчитала десять клубков пряжи и ткать велела. Уселась дочь за кроены в четверг вечером. Ткет да ткет. Хозяйка зовет:
– Иди, дочка, ложись, отдохни!
А та тонким голосом:
– Вот закончу, вот закончу, вот закончу!
Мать опять кличет, а та молчит. А потом – грубым голосом:
– Вот закончу, вот закончу, вот закончу – только ногти!
Мать вбегает в горницу, спрашивает:
