Допускались хозяевами и некоторые вольности с его стороны, что вписывались в имидж молодого, шаловливого котенка. К ним относились проделки по отношению к третьему члену звериного братства. Псине Ижорке, непонятного происхождения собачонке, черной и лохматой, и на удивление бестолковой. Стащить кусок-другой у нее из-под носа было шиком его, Плешнера, искусства.
Ужин прошел вполне благополучно. Хозяева разделались со вторым блюдом, и перешли к чаю. Сытый и удовлетворенный Плешнер устало смежил веки, погружаясь в приятную сытую дрему. Лишь только мерное постукивание ложек о краешки бокалов, да завывание пурги за окном, напоминали ему о том, что еще далеко не ночь, а лишь обыкновенный зимний вечер.
Все также продолжала бестолково суетиться спаниель Ижорка, преданно заглядывая хозяевам в глаза и делая разнообразные, порой просто комичные стойки, дабы заслужить их благосклонность и получить в награду за труд кусочек сахара, или половинку конфеты.
«Ну и дура, — засыпая, думал Плешнер, — стоило ей отказываться от таких вкусных куриных косточек, ради какого-то сомнительного удовольствия». Он на нее, впрочем, не в обиде, на таких, как гласит народная мудрость, не обижаются, да и косточек ему, благодаря ей, перепало изрядно.
Он был сыт и хотел спать, но одна вещь помимо его воли смущала покой. Колбаса. Целых полбатона лежало на столе незаслуженно забытые хозяевами, что не уделили ей за ужином должного внимания. Глупцы, думал Плешнер, уж он бы с ней разобрался в миг.
Хозяева, лепеча что-то наперебой, с кружками и конфетами в руках устремились в зал, где все, в том числе и попрошайка Ижорка, устроились перед любимой игрушкой, на экране которой, сменяя друг друга бестолково суетились людишки. Иной раз и он, Плешнер, пребывая в благодушном настроении, был не прочь поглазеть на это.
Плешнер выжидал. Хозяева, похоже, и не думали возвращаться. Они замерли напротив телевизора, вперив в него глаза, позабыв обо всем на свете, даже про остывающий чай и замершую в стойке собачонку. Плешнер понимал всю опасность того, что он задумал. Ему несдобровать, если его застукают, но он не мог ничего с собой поделать, соблазн, представший пред ним в образе колбасы, был сильнее.
Мягко переступая лапами, ежесекундно оглядываясь на зал, он приблизился к столу и одним махом оказался на нем.
И тут он не смог сдержать победный рык, с которым, словно на врага набросился на колбасу, вонзив в нее острые зубы.
