Легкая голова | страница 8



Он двумя пальцами, будто пинцетом, протянул Максиму Т. Ермакову картонный квадратик, на котором рдел, как рябиновый лист, все тот же двуглавый орел. “Кравцов Сергей Евгеньевич, ведущий специалист”, – было вытиснено над двумя семизначными телефонными номерами, где первые три цифры были: 111. Пока Максим Т. Ермаков скептически вертел картонку, Зародыш искоса посмотрел на балахон Стертого. Стертый понял, кивнул, залез рукой в глубокую жеваную складку и вынул тяжелую штуку, оказавшуюся крупным рифленым пистолетом. Максим Т. Ермаков вздрогнул. Ухмыляясь половиной обвисшей, как карман, морщинистой рожи, Стертый запустил пистолет по столешнице в сторону Объекта Альфа, завороженно следившего за медленным вращением оружия, будто за последними кругами рулетки.

– Это ПММ. Магазин на двенадцать патронов. Заряжен, надежен, прост, – представил Зародыш зловещее явление, вогнавшее Максима Т. Ермакова в бисерный пот. – Возьмите и держите при себе. Пригодится, можете мне поверить.

Пистолет был явно не новым: рукоять рябила голым металлом, как старая черная терка, курок в кривоватой скобе казался жирным от многочисленных нажатий пальцем. “Вот уроды, и тут сэкономили, – восхитился Максим Т. Ермаков, забирая со стола увесистый сувенир. – Ладно, хоть шерсти клок с этих волчар в овечьих шкурах. Ничего игрушка, интересно”.

– Звонить не обещаю. Всего хорошего, господа, – объявил он вслух.

Засовывая ПММ в пиджачный карман, немедленно отяжелевший, Максим Т. Ермаков развалистой трусцой направился к дверям. Сувенир ощутимо лупил по бедру, и в душе Максима Т. Ермакова варилась едкая злоба.

– Максим Терентьевич! Одну минуту! – остановил его Зародыш у самых дверей.

– Ну? – полуобернулся тот.

– Вы не задали вопроса, который задают все инициированные объекты, – невозмутимо произнес Зародыш, покачивая ногой.

– Какого?

– Был ли Объектом Альфа человек, известный как Иисус из Назарета.

– Ну? – раздраженно повторил Максим Т. Ермаков, прикидывая, что будет, если он возьмет и застрелит этих двух гэбэшников, расположившихся в кабинете Хлама, как у себя дома.

– Он – не был. Он представлял собой непостижимый для нынешней науки феномен, – бесстрастно сообщил Зародыш, темнея до полной непроглядности на фоне льющегося снега; только глаза его смотрели пристально, отсвечивая лиловым, будто оптика сильного бинокля.


День прошел кое-как. Максим Т. Ермаков валандался, то успокаиваясь, то снова озлобляясь на утренних визитеров. Не было никаких идей насчет новых “валентинок”, представлявших собой ломкие шоколадные сердечки в интенсивно-розовой обертке; вообще его шоколад, поздравлявший население страны со всеми возможными праздниками, вдруг показался Максиму Т. Ермакову каким-то тухлым, будто Генеральный секретарь ЦК КПСС. Куда бы он ни заходил, всюду его провожали скрытными взглядами исподлобья; руки, протянутые для пожатия, словно превратились из мужских в женские. Сам он тоже бросал невольные косые взгляды на Маленькую Люсю, которую прежде едва замечал, представляя ее себе в виде смутного пятна, с чем-то блестящим на рыхлой пепельной шейке. Теперь он тоже не увидел ничего особенного: волосы-щепочки, жалкие бровки, очки. Почему-то он думал, что Маленькой Люсе лет двадцать с небольшим, а оказалось на вид – тридцать с хвостом.