Обо всем этом Берендс знал. Людвиг Оскарович отлично понимал, что до прихода немцев в Белград он может не дожить.
Многие знают не только о его немецком происхождении и пронемецких настроениях, но и о близком знакомстве с майором гестапо Гансом Гельмом. Конечно, свою связь с абвером Берендс всячески скрывал и с шефом «Кригсорганизацион абвер П» встречался в исключительных случаях. «Никто не должен знать, что вы агент абвера», — сказал ему еще в 1939 году Вильгельм Канарис, и Берендс понимал, что адмирал шутить не любит. В этом была одна из причин его «дружбы» с майором гестапо. Но от всех замаскироваться Берендс не смог.
Беспокоил его прежде всего Хованский. Берендса радовало, что близилось время сведения счетов, но их могли свести и с ним тоже. Ирен нервничает. Она ведь полька! В последнее время у нее в глазах бегают недобрые огоньки, Гельма и Корнгельца она просто ненавидит. Впрочем, уж очень чванливые и самодовольные эти немцы-фашисты. Кто знает, чем кончится авантюра нацизма! Берендс не мог понять, почему Гинденбург сделал своим наследником сумасшедшего Гитлера, еще удивительней для него было то, что Гитлера признали прусские юнкеры — цвет немецкого дворянства, Генеральный штаб, магнаты Рура, Эссена, Гамбурга! «Мы, остзейские немцы, всегда были умней, — рассуждал Берендс. — Альфред Розенберг сделал головокружительную карьеру; родился в Таллине, учился в Бресте, в Иваново-Вознесенске, бежал от большевиков, выполнял задания кутеповской разведки, потом переметнулся к немцам, попал в Мюнхен и очутился в кругу "ауфбау", связался с Гитлером, написал книгу "Будущий путь немецкой внешней политики" (с нее Гитлер содрал свой "Майн кампф"), где высказал весьма хитрую мысль, которую, к сожалению, не принял фюрер, а именно: надо объединиться против СССР с Англией, или хотя бы обеспечить немецкие тылы, «Розенберг ловок, а я, старый, опытный разведчик, вынужден прислуживать таким идиотам, как Гельм. Впрочем, сам виноват. Чертов Хованский! Все время меня блокировал!»
Берендс прислушался. С улицы неслись угрожающие крики, возбужденные голоса, потом все покрыло душераздирающее завывание, переходящее в вибрирующий, будто захлебывающийся вопль. Он подбежал к окну. Из соседней комнаты вылетела Ирен и тоже кинулась к окошку.
— Что это? — Ее глаза округлились от ужаса.
Толпа человек и двадцать с криками: «Бей немецкого шпиона!» — вела, верней, волочила высокого огненно-рыжего, как поначалу показалось — из-за того, что его русые полосы были в крови, — мужчину в приличном штатском костюме. Двое здоровенных парней завернули ему руки за сипну, а озверелая толпа мужчин, женщин и подростков с ревом накидывалась на шпиона, била, щипала, драла ему волосы, пинала и плевала ему в лицо. Из широко разинутого рта мужчины стекала кровавая пена, из горла рвался страшный, булькающий, леденящий душу вопль. Видимо, он уже ничего не видел, не слышал, не понимал, всем его существом, всеми чувствами, всеми мыслями владел животный страх.
