– Деньги принес? – Миша-Мигель отвел руку Ника, протянутую за листами.
– Но мне же проверить надо! – возмутился приятель.
– Что ж, проверяй… – на лице испанца появилась презрительная улыбочка, а Ник взялся изучать язык Сервантеса, выглядя при этом полным бараном.
– Пользуешься нашей безграмотностью… – вздохнул он и протянул деньги, – Дом-то продал?
– Нет пока. Вы жадные, хотите мало платить.
– Да ты просто цену задрал!
– Дом – это мой шанс, у меня другого капитала нет. А уехать я очень хочу. Это страшный город.
Ник вяло возразил, мол, не страшнее какой-нибудь Севильи, и мы опять увидели презрительную улыбочку.
– Ты разве был в Севилье?
– Я? Пока не был. – Ник покосился на меня, вроде как спрашивал: не был ли там я, но я ничем не мог помочь приятелю.
– А почему тогда так говоришь? Севилья – прекрасный город, я его видел. А ваш город страшный. И страна – страшная.
Под занавес зависла тягостная пауза.
– Виват Долорес Ибаррури! – сказал я, и дверь за нами захлопнулась.
Потом Ник ругался, мол, напринимали в свое время козлов, а они теперь нас грязью поливают! А чего тут поливать? Действительно – страшный город, он еще неплохо смотрелся, когда гудели заводы, дымили трубы, и жизнь била ключом. Теперь эта многокилометровая цепочка предприятий замерла, превратившись в грязный отстойник, построенные же вокруг гигантские заводские кварталы постепенно ветшали, все больше напоминая многоэтажные бараки…
После нотариуса Ник приобрел в книжном магазине синюю папочку, сложил туда документы и вручил мне. Мол, выручай, она же не от хорошей жизни туда рванула – очень уж муж достал. А куда деваться, если за плечами испанское отделение?
– В Севилью, – ответил я, – Куда же еще?
– К таким козлам, как Миша-Мигель?! – возмутился Ник, но потом скис:
– Она вообще-то пыталась – в Барселону резюме посылала, в Мадрид, но вызов прислали только из Мексики. Я ей кучу поручений надавал: чтобы про Дона Хуана побольше узнала, про Кастанеду, где живет, чем дышит и т. п. Но разве женщин это интересует? Напортачила, запуталась, как муха в паутине, теперь вытаскивай ее!
В этот момент опять начала «подъезжать крыша». Крепыш Ник вдруг вытянулся передо мной, как в кривом зеркале, и сделался похожим на астеничного Мигеля. Потом стал раскачиваться, но я-то соображал: это мое равновесие приходит в полную негодность, а значит, надо за что-то хвататься.
Ухватившись за Ника, я буквально на нем повис.
– Эй, ты чего?! И ты в таком состоянии собираешься… Н-да.
