– А, так вы делаете только то, что ВАМ надо? – разочарованно тянет Торч.
– Не, зачем?.. Если надо не мне, а тебе – я тоже могу. Тебе надо?
– Как вам объяснить… – мялся Торч. – Не просто «надо». Вертолет-кабриолет совершенно необходим… Обязателен… Это, так сказать, вопрос самоидентификации… Непременный элемент имиджа…
– Короче говоря, надо?
– Очень надо! – вибрирует Торч. – Очень!
Харч вразвалку исчезает за кулисами. Раздается страшный грохот, публика смеется; на сцене появляется рояль.
– Это что? – озадачен Торч.
– А тебе что было надо?
– Вертолет-кабриолет!
– Вот, он и есть, – Харч ухмыляется. – Сюда смотри: вот так вертишь, так летаешь. Теперь сюда смотри: вот так делаешь – оп! Крыши нет – кабриолет.
– А это что? – визжит Торч. – Табурет? Мне надо кресло! Мягкое!
– Да? – Харч чешет в затылке. – Ты б сказал заранее, что надо с креслом. Я ж не знал, что тебе надо. Мне, например, кресла не надо. Мне табуреточки хватило бы…
Публика валится со стульев, сосед Дениса икает от восторга.
– А это? – продолжает Торч. – Педали? Где мотор?
– А оно тебе надо?
– А вам что, надо вертолет с педалями?
Харч пожимает квадратными плечами.
– А мне не надо ни с педалями, ни без педалей.
Публика рыдает от хохота. Женщины визжат.
– А это? – Торч указывает на клавиши.
Огромный Харч неловко тычет мизинцем в до-минор третьей октавы.
– Это, – говорит он, – чтоб вот так делать.
Садится за рояль, кое-как играет «собачий вальс».
– А еще говорите, вы простой человек! – восклицает Торч.
– А что тут сложного? – удивляется Харч, бросает пальцы на клавиши и с изумительным мастерством исполняет начало Первого фортепианного концерта Чайковского.
Оба гения сцены были великолепными акробатами, знали по десятку языков, включая хинди и латынь; играли на всех музыкальных инструментах, включая ситар и шотландский рожок. Обоим было за шестьдесят.
Когда-то они назывались «Хлеб и Зрелища», но потом перевели свои сценические имена на язык, понятный простому народу.
Денис видел эту их репризу много раз и не смеялся. Озноб то пропадал, то возвращался. В ушах свистело. Бугристое, изумрудно-графитовое тело зародыша до сих пор стояло перед глазами. Странные приливы нежности сменялись отвращением. Люди вокруг надрывались от смеха, вытирали слезы. Женщины прятали лица в ладони, рьяно обмахивались программками, напечатанными на дешевой серой бумаге, изготовленной с применением новейших сберегательных технологий. Пахло пивом, дегтем, жареными семечками, духами, луком, смазными сапогами, горелыми спичками, сырыми тряпками. Сквозняк шевелил укрепленный над сценой баннер с рекламой спонсора концерта – корпорации «Русский литий». Торч и Харч работали, двигались, жестикулировали, рифмовали великое и ничтожное. Складывали лица в невероятные гримасы. Держали зал. С их лбов летели капли пота. Зал наслаждался, дышал, дымил папиросами, блестел сотнями глаз. Все это можно было прекратить одним слабым движением руки.
