— Я понимаю.
— Не думаю, — горько усмехнулся Эрленд. — Я вот лично сам ничего не понимаю.
Следователь вынул из кармана добытые у Атли склянки и показал врачу:
— Думаю, она принимала что-то из этого.
Врач осмотрел предложенное.
— Это экстази?
— На первый взгляд — да.
— Вероятно, в этом все и дело. Впрочем, чего там только не было у нее в крови.
Эрленд не знал, что еще сказать. Помолчали.
— Знаете, кто отец ребенка? — спросил врач.
— Нет.
— А она?
Эрленд пожал плечами. Помолчали еще.
— Она умрет? — спросил Эрленд.
— Не знаю, — ответил врач. — Надо надеяться на лучшее.
Эрленд застыл в нерешительности. Попросить его или нет? Странная, чудовищная в своем роде просьба. Не знаю даже, как это по-человечески сказать. А, черт с ним!
— Я могу посмотреть? — спросил он.
— На что? Вы про?..
— Ну да. Я не знаю, как у вас принято называть это — плод, ребенок, я не знаю. Можно?
Врач поднял глаза на Эрленда — совершенно не удивлен, напротив, все понимает. Кивнул и махнул рукой, мол, следуйте за мной. Они прошли по коридору до конца, до двери в небольшую комнату, где никого не было. Врач нажал на выключатель, под потолком зажглась лампа дневного света; по комнате пошли странные тени. Посреди комнаты металлический стол, на вид очень холодный, укрыт белой простыней. Хирург подошел к нему и снял простыню. Под ней лежало бездыханное крошечное тельце.
Эрленд опустил глаза и погладил мертворожденного по щеке.
У него была бы внучка…
— Выйдет моя дочь из комы, можете сказать?
— Увы, не могу, — ответил врач. — Пока что ничего не ясно. Ей нужно самой этого захотеть. По сути дела, только от нее одной все и зависит.
— Бедная девочка, — выдохнул Эрленд.
— Знаете, время лечит, — сказал врач, решив, что Эрленд собирается откланяться. — И это касается не только душевных ран, но и самых обыкновенных.
— Время, говорите, — буркнул Эрленд, закрывая крошечное тельце простыней. — Ничего оно не лечит, ваше время.
Он просидел у дочери до шести вечера. Халльдора не появилась. Синдри Снай, верный своему слову, в столицу не приехал. Никого другого ждать не приходилось. Состояние Евы не менялось. Эрленд совершенно обессилел, ведь он не спал и не ел со вчерашнего дня. Около двух он позвонил Элинборг и условился встретиться с ней и Сигурдом Оли в офисе. Перед тем как покинуть палату, поцеловал дочь в лоб и погладил по щеке.
Усевшись за стол с коллегами, Эрленд ни словом не обмолвился о случившемся. Они, впрочем, все знали и без него — слухи, видите ли, штука такая, — но не посмели спрашивать о Еве.
