— Не знаю уж, смеяться мне или плакать… но вы мне спасли жизнь.
— И собираюсь спасти ее еще раз, — холодно ответил Владимир, — хотя мог бы и выпустить кишки за то, что ты подстрелил Афоню Фокина.
— Я не хотел этого. Я стрелял…
— Еще лучше — ты стрелял в моего брата, — перебил его Владимир. — Клянусь богом, вот великолепное оправдание!
Александр Данилович надменно вскинул голову и холодно отчеканил:
— Я не нуждаюсь ни в каких оправданиях Пусть оправдывается виновный… а я не считаю себя ни в чем виновным. А оправдываться пристало… ну, хотя бы ему.
И он кивнул на Илью.
— Знаю, все знаю, — устало сказал Владимир. — Иначе я не стал бы спасать вам жизнь, разбивая башку собственному брату.
Сев на ковер, он внимательно осмотрел голову Ильи, пробежался по ней пальцами, прощупывая ткань, а потом вздохнул и сказал:
— Ничего, сейчас должен очухаться.
— Но как вы сюда попали? — недоуменно спросил Ледовской. — Тут же у меня охраны, как грязи.
— Вот именно, что грязи, — строго сказал Свиридов. — Хотя нельзя ругать их за то, что они проворонили меня. Лучшие люди полковника Малахова тоже проворонили бы: не та школа.
В этот момент с дивана раздался голос Анны Кирилловны, еще слабый, но очень четко выговаривающий слова:
— Интересно, куда попала пуля… вы только взгляните. «Иван Грозный, убивающий своего сына».
И она показала пальцем на простреленную картину — пуля вошла как раз в лицо грозного царя.
— Вам опять плохо? — без всякой иронии спросил Ледовской. Но в контекст ситуации этот вопрос вписался довольно забавно.
— Напрашивается параллель — Владимир Свиридов убивает своего брата, — произнес Владимир. — Не правда ли, Анна Кирилловна? Все-то мы с вами привносим какие-то литературные реминисценции. То Ивиковы журавли, то Иван Грозный…
— Владимир… а вы правда киллер? — спросила преподавательница.
Свиридов рассмеялся. Человека, знающего Владимира достаточно близко, этот смех заставил бы втянуть голову в плечи и вообще съежиться, как черепаха.
Но — быть может, на ее счастье — Анна Кирилловна не знала Свиридова-старшего близко.
— Вам уже наговорили всякой чуши, — отмахнулся он — Какое имеет значение, кем я был раньше? Важнее другое: верна ли моя теперешняя догадка, что к смерти Малахова, Чурикова и Осокина причастны именно вы?
— Значит, вы не догадались при нашей первой встрече?
— Нет. Хотя теперь понимаю, что подсознательно вы пытались мне подсказать. И в тот же день — вечером, через несколько часов — убили Олега Осокина. Я ошибаюсь или это на самом деле так?
