— Конст… я ничего не… я не убивал их, клянусь! — воскликнул он. — Ни сном ни духом… не угрожал, не звони… Да как же вы так могли подумать! Я же Антона вот с таких лет знаю!
— Каин тоже знал Авеля вот с таких лет, — внушительно проговорил Малахов. — А это не помешало ему сделать сам знаешь что. Ты же у нас образованный.
— Константин Ильич, чем я могу доказать, что непричастен к смерти этих трех ребят?
— Прежде всего ответь на вопрос: где ты был последние дни? Ведь тебя не было в Питере, так?
По крайней мере, у меня такая информация была.
— Я был в Москве, — сказал Карамболь. — Я уехал туда на следующий день после того, как Антон… Но я не думал, что мой отъезд будет так неадекватно воспринят…
— А в Москве что делал?
— Так… — замялся Борис. — Координационные проблемы…, - А, очередной бандитский съезд? Понятно.
А вернулся только вчера, да?
Карамболь как-то странно посмотрел на Малахова, а потом несколько изменившимся голосом произнес:
— Да, вчера. Только… а вы не отметили одну странность, Константин Ильич? Что эта дружная компания в четыре человека повымерла, извините за сравнение, как мамонты, а один мамонтенок уцелел, несмотря ни на что? И это при том, что он, кажется, познакомился с Антоном и другими только около месяца назад.
— Ты об Илье Свиридове? — нарочито равнодушно проговорил фээсбэшник.
— Вот именно, О нем, родимом. А вам известно, товарищ полковник, кто брат этого ребятенка?
— Брат?
— Вам известно, что его брат, в последнее время непомерно прославившийся, теперь живет в Питере? Владимир Свиридов по прозвищу Стрелок, или Робин? У меня в свое время был контакт с саратовским авторитетом Китобоем…
Валерой Марковым, ныне покойным… так он такое рассказывал об этом Свиридове! Просто кино про суперменов. Хотя Китобой всегда был здравомыслящим человеком. Вам известно, кем этот Володя был до момента обоснования в Питере? Киллером!
— Разумеется, мне это известно, — спокойно отозвался Малахов. — Более того, я установил плотное наблюдение за Свиридовым. Ничего предосудительного. Скажу больше: именно он узнал, что Антон в день своей смерти звонил тебе. Карамболь.
На гладком черепе Бориса выступили мелкие, бисерные капельки пота. Он машинально взял с зеленого стола кий, покрутил им промеж пальцев, а потом выдавил:
— То есть как… вы пустили по моему следу этого… Свиридова?
— Не переоценивайте себя.
— Но, Константин Ильич, нельзя же так!
Боже мой…
— А, Боря, ты заговорил о боге? — с каким-то жутким удовлетворением произнес Малахов. — Молодец. Когда нужно, начинаешь думать головой, а не тем местом, которое у тебя, наверно, выглядит примерно так же, как голова. Нет, Боря.
