А знать о своем состоянии, к сожалению, еще не значило его выносить. Это просто лишало ее сил, в большей степени, чем когда-либо. Вероятно, ей следовало показаться доктору и получить кое-какие лекарства. Когда Джек был болен, ей предложили целое меню, и успокоительные пилюли значились в самом начале списка. Она не принимала ничего. Странно, но она считала себя обязанной страдать. У ее мужа был рак, и попытаться забыть об этом, принимая пилюли, казалось ей нечестным проявлением трусости. Вместо этого она исчезала в своем искусстве, рисуя, прорабатывая свои эмоции в фигурках на чистом белом листе бумаги.
Но она больше не должна страдать за Джека. Она вообще не должна страдать. Она должна повидать доктора, выписать лекарства, но она была слишком глубоко в депрессии, чтобы вылезти из кровати.
Она и не представляла, что способна столько спать. Прежде она любила вставать пораньше. В Чикаго она просыпалась на рассвете, вместе с Джеком, и делала ему чашку кофе. По радио передавали «Доброе утро», и они каждый погружались в свою часть газеты. Бизнес и спорт для него, редакционные статьи и стиль жизни — для нее, особое внимание она уделяла разделу комиксов.
В самом начале их брака такого сценария еще не было. Тогда утренние новости были последним, о чем они думали. Радио было настроено на сексуальные блюзы или нежную музыку кабаре, саундтрек для новобрачных. Обычно они занимались любовью час или больше, пока Джек не спохватывался, что он опаздывает на работу. Затем, пока Сара смеялась над его торопливостью, он мчался в душ и бросался к машине, английский маффин в зубах, термос с кофе в руках и выражение удовлетворенного мужа в глазах.
Затем, с приходом болезни, пришел конец этим утренним идиллиям. Вместо массажных масел и приглушенных джазовых мелодий, их ночные столики заняли бутылки с пилюлями и пластырями, миски для того, чтобы собирать в них рвоту, списки инструкций от медиков и стопки бесконечных бумаг, касающихся лечения Джека и стоимости этого лечения.
Они не смогли вернуться к тем дням, когда были молодоженами. Сара думала, что она приняла это. Она притворялась, что не обращает внимания на более тихую домашнюю рутинную жизнь, которой они теперь следовали, — сообщения о пробках по радио, шуршание переворачиваемых газетных страниц.
— Я идиотка, — прошептала она низкому потолку своей спальни, ее взгляд проследил за лучом солнца, пробивающимся сквозь занавески. Она говорила себе, что они с Джеком стали более зрелой парой, а не отдаляются друг от друга. Каким-то образом она убедила себя, что эта дистанция — нормальная фаза в любых взаимоотношениях.
