Ведьма | страница 3



— На-ко, — сказала Лиза, протолкавшись к Крамеру, — положи ей это в рот, а этим прижми подбородок.

Крамер выпрямился, тупо поглядел на женщину. Та настойчиво совала ему тусклую медную монету и круглый камешек, подобранный, видимо, по пути на кладбище.

— Монету в рот ей положи, — назидательно повторила женщина. — Камень подсунь под челюсть. А этим обвяжи губы.

И вынула лоскут — старый, засаленный. Грязную посуду этой тряпкой протирала, что ли.

Крамер замычал, заводил головой. Лиза с вызовом оглядывала собравшихся, показывая, что не собирается отступаться.

— А что, — сказала напористо. — Да я сама, своими ушами слыхала, что иные мертвецы неспокойны в своих могилах. И плачут, и на волю рвутся, живых пугают. Попадаются и такие, что поедают все, что чего только ни дотягиваются. И могильный холст, и собственную плоть, и волосы. И хрюкают, как свиньи.

— Дура, — пробормотал Бальтазар (как считал, тихо).

— А ты не ухмыляйся, — напустилась на него Лиза. — Мог бы и послушать, когда дело говорят! Молод еще губы-то распускать! Люди зря не скажут. Девчонка померла странной смертью, что и говорить. Так что ежели и ожидать хрюканья или еще чего такого, так от нее.

— Может, и правда, — проговорила в толпе еще одна женщина.

Крамер снова замычал, но на него никто не обращал внимания. Несколько человек яростно заспорили между собой: а ну как захрюкает сиротка в могиле?

Лиза продолжала совать Крамеру в руку камень и лоскут.

По щекам мертвого ребенка стекали капли дождя, как будто девочка плакала.

— Прекратите, — проговорил чей-то голос за спинами прихожан. Звучный, молодой.

И все, как по команде, замолчали, повернулись в ту сторону, откуда доносился голос. А там стоял широкоплечий рослый человек в монашеском плаще. У него было простое крестьянское лицо, лоб и правую щеку наискось пересекал шрам от удара мечом.

Человек подошел поближе к разрытой могиле и оставил на влажной земле следы босых ног.

Светлые волосы, широко расставленные ясные глаза. Если бы не шрам, молодого человека можно было бы назвать красивым.

Все смотрели на него — кто со страхом, а кто и с ненавистью.

Ремедий Гааз, инквизитор.

Ремедий оттолкнул Лизу, склонился над мертвой и сам бережно завернул ее в саван, точно младенца запеленал. Поцеловал в холодный мокрый лоб, вдохнул запах едва тронутой разложением плоти — такой знакомый. И опустил в разинутую пасть сырой земли.

Отец Якоб насупленно следил за ним.

Лиза прикусила губу. Если бы могла — убила бы проклятого монаха взглядом.