Зильбер (1894–1966) помог разведчику обзавестись докторской диссертацией, похлопотал, чтобы Медицинская Академия избрала его протеже в члены-корреспонденты и академики. Зачем? Когда Зильбера, человека бешеного темперамента, рискованного и постоянно брызжущего научными идеями, спрашивали, зачем он поднимает этого подонка, академик смеялся: «И подонок пригодится». Еврей Зильбер, трижды сидевший при Сталине в тюрьме, боялся, что у него снова отнимут возможность вести любимую научную работу. Как говорят, Бароян служил некоторое время своеобразным телохранителем гения. Но гений умер, а Бароян остался. Ныне он полный академик и директор очень большого научно-исследовательского института (НИИ эпидемиологии, микробиологии и иммунологии им. Гамалея АМН СССР).
Став большим хозяином, этот бывший разведчик-подрывник успешно подрывает корни науки. В институте организована система непрерывного террора. Ко мне несколько раз обращались сотрудники института — доктора и кандидаты наук с просьбой написать в газете о творимых академиком Барояном безобразиях. Дважды всесильный, как академик и как заслуженный деятель КГБ (на покое?), он третирует своих подчиненных на Ученых советах, выгоняет с работы всякого, кто ему не по душе, разрушает с особым ожесточением именно те лаборатории, которые продолжают дело Зильбера. Об одной из своих жертв, талантливом докторе наук Т. Крюковой, Бароян публично (1974 г.) заявил:
«Я верну ее в институт, если она сегодня же подаст мне заявление и станет на колени в моем кабинете. Если же она сделает это завтра, то ей придется ползти со своим заявлением на коленях от вестибюля до моего кабинета».
Очевидно, о таком академике можно сказать многое, но может быть более серьезного осуждения достоин тот, кто ввел Барояна в науку?
Такую смену, — кто из цинизма, кто от недоумия и нравственной нищеты, выращивают себе многие ученые и сегодня. Особенно прославился этим академик экономист Абел Гезевич Аганбегян, из Института экономики и организации промышленного производства АН СССР (Новосибирский Академгородок). Для местных партийных руководителей Аганбегян открыл самую широкую возможность защищать диссертации в своем институте. В том числе и самые привлекательные — докторские. Надо ли удивляться, что среди местных обкомовцев и горкомовцев академик Аганбегян пользуется самой горячей поддержкой.
В то время, как Семенов действовал по интуиции, а Зильбер создавал Барояна из расчета, Аганбегян, как ученый, знакомый с социологией, постиг важную закономерность, касающуюся партийного босса — партбосс сегодня хочет сохранить свои преимущества и в то же время как-то еще более укрепить свою безопасность. Создав для ректоров, проректоров и директоров род «сладкой жизни», партийные функционеры в один прекрасный день обнаружили, что привилегии ученых, хотя и не так велики, как их собственные, но зато являются более устойчивыми, более верными. Жизнь директора НИИ или ректора Университета куда спокойнее и безопаснее, нежели существование аппаратчика, каждую минуту рискующего, по манию вышестоящих, сорваться со своей вершины. Докторская степень, а тем более академическое звание оберегают своего носителя от всевозможных бюрократических катаклизмов лучше, чем любая должность в Обкоме или в Министерстве. Ученый диплом в наших условиях — своеобразная рента, по надежности превосходящая всякое другое обеспечение.
