— Да как вы смеете! Присвоили мое тело да еще охаиваете его!
— Не охаиваю, а лишь повторяю слова доктора Фишера! Сначала вот это, — он ткнул себя пальцем в грудь, — сочли непригодным, но потом, за неимением лучшего, решились на пересадку. Вы к тому времени были уже пересажены…
— Я? Пересажен?
— Ну да. Ваш мозг.
— А это кто? То есть кто это был? — указал я на себя.
— Один из тех экстремистов. Какой-то их главарь, говорят. Не умел обращаться со взрывателем, и его садануло в череп осколком — так я слышал. Ну и… — Троттельрайнер пожал моими плечами.
Меня передернуло. В этом теле мне было не по себе, я не знал, как к нему относиться. Оно мне претило. Ногти толстые, квадратные — ни малейших признаков интеллигентности.
— Что же будет? — прошептал я, опускаясь на скамью рядом с профессором. Ноги меня не слушались. — Нет ли у вас карманного зеркальца?
Он достал зеркальце из кармана. Я торопливо схватил его и увидел огромный подбитый глаз, пористый нос, зубы в плачевнейшем состоянии; нижняя часть лица утопала в рыжей густой бороде, за которой угадывался двойной подбородок. Возвращая зеркальце, я заметил, что профессор снова выставил оголенные ноги на солнце. Хотел было сказать, что кожа у меня чрезвычайно чувствительная, но прикусил язык. Обгорит на солнце до волдырей — его дело; теперь уж, во всяком случае, не мое!
— Куда мне идти? — спросил я потерянно.
Троттельрайнер оживился. Его (его?!) умные глаза с сочувствием остановились на моем (моем?!) лице.
— Не советую идти куда бы то ни было! Того типа разыскивали ФБР и полиция штата за серию покушений. Объявления о розыске на каждом углу; приказано стрелять без предупреждения!
Я вздрогнул. Только этого еще не хватало. Боже мой, опять, наверное, галлюцинация.
— Да что вы! — живо возразил Троттельрайнер. — Явь, дорогой мой, самая настоящая явь!
— А почему больница пуста?
— Так вы не знаете? Ах да, вы же потеряли сознание… Забастовка.
— Врачей?
— Да. Всего персонала. Экстремисты похитили доктора Фишера. А взамен требуют выдать им вас.
— Выдать меня?
— Ну да, они ведь не знают, что вы, так сказать, больше не вы, а Ийон Тихий…
Голова у меня шла кругом.
— Я покончу с собой! — заявил я хриплым басом.
— Не советую. Чтобы вас снова пересадили?
Я лихорадочно соображал, как узнать, галлюцинация это или нет.
— А если бы… — сказал я, вставая.
— Что?
— Если бы я на вас прокатился? А? Что скажете?
— Про… что? Вы, верно, спятили?
Я смерил его взглядом, весь подобрался, прыгнул и свалился в канал. И хотя я чуть не захлебнулся черной вонючей жижей — какое это было облегчение! Я вылез на берег; крыс поубавилось — должно быть, разбрелись кто куда. Остались всего четыре. Они играли в бридж у самых ног крепко спящего Троттельрайнера — его картами. Я ужаснулся. Даже если учесть небывалую концентрацию галлюциногенов — возможно ли, чтобы крысы в самом деле играли в бридж? Я заглянул в карты самой жирной. Она метала их как придется. Какой уж там бридж! Ну и слава богу… Я облегченно вздохнул.
