Но я-то сам, чего я хочу? Зачем я здесь и что я хочу найти? В этот первый вечер вопросов оказалось куда больше, чем ответов.
На следующее утро я проснулся в семь. В окно светило солнце, и это уже было приятно. В свете нового дня комната показалась вне вполне симпатичной. Даже если ничего больше не произойдет, я могу просто оставаться здесь, смотреть Си-Эн-Эн, пока не пройдет неделя и пора будет возвращаться домой. По крайней мере, к тому времени все будет кончено и смело можно будет выбросить все из головы. М-м-м, но эта головная боль! Сев на кровати, я с удивлением заметил, что она не только не исчезла, но даже усилилась. Это значило, что я стал ближе к чему-то. Так подсказывала интуиция, но что это могло быть — у меня не было ни малейшего представления.
Ничего не остается делать, как, несмотря на предупреждение Живко, начать опрашивать всех встречных и поперечных, знают ли они что-то о Марко или о детях с необычными психическими способностями. Это, конечно, будет очень и очень непростым занятием. Почему-то эти разговоры пугают их. Возможно, они просто не захотят распространяться на эту тему. Может, она и вправду небезопасна для них и для меня, но чем раньше я получу нужную информацию, тем раньше смогу уехать.
Как оказалось, следующего шага оставалось ждать недолго.
Я спустился в ресторан на завтрак, который был включен в счет. Выбор меня приятно поразил, но я в общем-то не был особо голоден, поэтому остановился на яйцах и кофе, затем поднялся к себе, чтобы распланировать этот день. Но не успел я открыть дверь, как едва не наступил на сложенный лист бумаги — его, очевидно, подсунули под дверь, пока меня не было. Я поднял записку, сел на кровати. Почему-то я решил, что она на болгарском и я не смогу ее прочитать. Но, развернув записку, увидел всего несколько строчек на английском. И первое, что мне бросилось в глаза, было мое имя.
«Мистер Твайман, я знаю, что вы ищете, и могу помочь вам в поисках. Если вам нужна информация об этих детях, ждите меня сегодня в полдень у Кирилла и Мефодия. От меня вы узнаете все, что вас интересует. Приходите один».
Подписи не было. Но каким образом кому-то стало известно о том, что я… ах да, в дело мог вмешаться Живко. Я говорил с ним о детях, только с ним, и ни с кем больше. По большому счету, он вообще был единственный, с кем мы успели пообщаться с того времени, как я прибыл в Софию. От этой записки шла энергия, которая мне не очень понравилась, и пульсация в моей голове стала сильней, пока я держал ее в руках. Безопасно ли соглашаться на это свидание или это была какая-то западня? Никакой информации в ответ, только чувство глубокой тревоги. Несмотря на это, я знал, что пойду, должен идти. Возможно, это единственная путеводная нить, да еще она так сразу оказалась в моих руках.
