Боб хотел думать дальше, но после этих двух месяцев ничего выдающегося не вспоминалось. Ну, кочегарка в яслях, ну, овощная база, где всегда на бутылку заработать можно да еще и задарма луку поесть… Об этом Бобу ни думать, ни говорить не хотелось. Да и зачем думать, когда деньги есть, место в вагоне откуплено и ресторан поблизости?
Размышляя таким образом, добавляя к размышлениям новые детали, Боб катил в столицу. Промелькнула родная станция, где скорый даже не останавливался, потом Урал, разные города с людьми и вокзалами. К концу третьих суток Боб подъезжал к Москве.
И тут ему испортили настроение.
Боб сидел в вагоне-ресторане и, так как до Синей женщины было далеко, позволил себе немного выпить. Стало так приятно! А почти сложенный дифирамб о бичах показался таким гениальным, что Боб встал и крикнул ни с того ни с чего:
– Да таким, как мы, памятники ставить надо! Елки-палки! А она – ханыги!
Посетители обернулись к нему, но смолчали. Боба это вдохновило: он покрутил головой, высмотрел сидящую в углу женщину и подозвал официанта:
– Ей, – он показал на избранницу, – шампанского, а мне еще водки!
– Не дам! – отрезал тот. – Хватит. К столице подъезжаем.
– Это как же так?! – закричал Боб. – Я платить буду! – и вынул из кармана пачку денег.
Но официант повернулся и скрылся в кухне.
– Эй ты! – кричал Боб. – Давай! Я женщине хочу поднести!
Окружающие продолжали с интересом смотреть на него, а женщина в углу покраснела, схватила сумочку и убежала.
– Идите-ка отдыхать,- посоветовал кто-то.
– Будете кричать, милиционера позовем,- пригрозил другой. – Милиционер быстро памятник поставит.
– Это за что еще? – спросил Боб. – Я порядка не нарушаю!
– Не вмешивайся ты, – послышался сердитый женский голос. – Не видишь, ханыга, только переодетый. И нож, как пить дать, в кармане…
От таких слов Боба заколотило.
– Я?! – крикнул он и ударил себя в грудь. – Я?!
– Прекратите! – сказал официант, очутившийся поблизости. – Не портите людям настроение!
– Я в тайге… – привычно начал Боб доказывать свое право на человеческий отдых, но не договорил. Официант молча взял его за локоть и потащил в тамбур. Слов у Боба не хватало, и он только шевелил губами и белел.
А когда поезд подходил к пригороду столицы, он лежал на своей полке и плакал. «Что же они так все на меня?.. – с жалостью к себе думал Боб. – Не поганый же я, не шваль какая-нибудь. Такой же человек, как все…»
От таких мыслей становилось еще хуже.
Перед выходом из вагона Боб вытер лицо, собрал вещи и, покидая неприветливый поезд, со злостью сказал:
