— Как я люблю твое тело, дорогая, — пылко шептал Филипп, водя кончиком языка между ее трепещущими грудями.
— Я не знала, что может быть так хорошо… — задыхаясь, простонала она.
— Максимилиан был прав, не оставляя меня наедине с тобой все эти бесконечные вечера…
Одри целовала его тело, ладонями ласкала гладкую кожу, и с каждой секундой пожар страсти разгорался в ней все сильнее, сводя с ума.
— Как я хочу тебя… — стонала она.
— Как? — прошептал Филипп.
Словно сквозь горячечный бред она почувствовала, что устранен последний разделявший их барьер из шелка и кружев.
— Нестерпимо…
— Это невозможно, любовь моя.
Он стал покрывать поцелуями все ее тело, отыскивая столь чувствительные места, о которых Одри и не подозревала. Когда Филипп резким толчком вошел в нее, ей показалось, что от дикого возбуждения она вот-вот потеряет сознание. С каждым его проникновением Одри уносилась в заоблачные дали, пока не достигла вершины и оказалась не в состоянии больше сдерживать нараставшую внутри сладостную боль. В экстазе она издала крик, вырвавшийся одновременно с воплем Филиппа, тело ее конвульсивно содрогнулось, и блаженная истома поглотила Одри.
Лежа в его объятиях, она вдруг ощутила невероятный покой, почувствовала себя безмерно счастливой. Вскоре, утомленная всеми перипетиями этого долгого и полного самых разнообразных переживаний дня, Одри задремала…
Несколько часов спустя, когда первые лучи восходящего солнца проникли в спальню сквозь неплотно прикрытые жалюзи, Одри наблюдала за спящим Филиппом. Откинув простыни, он, полностью расслабившись, лежал на животе, подложив под подбородок загорелую руку, легкий румянец играл на его щеках. Казалось, он стал моложе, сейчас он вовсе не внушал Одри страха, его покрытое бронзовым загаром поджарое сильное тело манило ее.
Ночью они несколько раз находили друг друга и занимались любовью с такой неистовой страстью, что от одного воспоминания об этом краска стыда заливала лицо Одри. Ее изумляло, что Филипп, судя по всему, действительно страстно хотел ее, но почему — оставалось для нее загадкой. Ясно, что секс важен для него, он сам не раз об этом говорил. В его понятиях это лишь физиологическая потребность, минутное удовольствие.
Ну и пусть, решила Одри. Сейчас я буду жить настоящим моментом.
— Моя мать была очаровательной женщиной, и я очень любил ее, — говорил Филипп, развалившись на подушках, словно восточный шейх. — Но особой она была весьма ветреной. Я волновался за нее больше, чем она за меня.
